Вельяминовы. За горизонт. Книга 3
Шрифт:
– Тогда Берлин не так сильно бомбили, – вздохнул юноша, – мама рассказывала, что мой отец приехал с фронта на праздник… – он помолчал, – потом церковь, как и наш дом, пострадала при налете. Мама погибла, меня вырастила тетушка Лотта, она так и не вышла замуж… – в квартире герра Шпинне, несмотря на пожар, после бомбежки, сохранились альбомы в бархатных обложках. Густи помнила лица его родителей и бабушки с дедушкой:
– Он коренной берлинец, его отец и дед преподавали в той же гимназии, что заканчивал сам Александр… – здание стояло неподалеку от дома герра Шпинне, – они
– Только номинально, – заметил герр Шпинне, – на бумаге. Членства в партии требовали от всех учителей. Нацисты не доверяли воспитание молодежи подозрительным лицам… – с началом войны в Польше отец Александра пошел добровольцем на фронт:
– К той поре дедушка и бабушка умерли, – объяснил юноша, – ты видела их могилы, рядом с тетушкой Лоттой…
Кладбище в Шарлоттенбурге почти не пострадало в боях за Берлин. Густи помнила гранитные памятники, немного посеченные шрапнелью. Она даже приносила цветы к надгробиям. В ушах, перебивая латынь священника, зазвучал мягкий голос Александра:
– В сороковом году папа приехал в отпуск из Польши. Он встретил мою маму в Груневальде, на озерах. Они быстро поженились, тогда люди долго не раздумывали. Летом сорок второго года родился я… – отец Александра сгинул в сталинградском котле:
– Он только один раз меня видел… – сказал юноша, – на крещении. К сожалению, альбом с его фотографиями из России погиб в пожаре… – памятуя о знании Невестой русского языка, на Лубянке решили не усложнять легенду:
– Судя по всему, она дотошная девушка, – заметил кто-то из историков, – она может прицепиться к мелочи, начать подозревать Скорпиона… – берлинскую часть истории герра Шпинне тщательно подготовили и отрепетировали:
– Александр сирота, он не помнит родителей… – Густи повертела гранатовый браслет на запястье, – но он много рассказывал мне о тетушке Лотте… – тетя герра Шпинне умерла, когда юноша учился в гимназии:
– Заканчивал школу я один… – Александр коротко улыбнулся, – но потом у меня появилась ты, милая… – Александр знал, что мать Густи погибла в блице, что истребитель ее отца сожгли русские, после войны:
– Сейчас все закончилось, – он привлекал девушку к себе, – хватит воевать. Германии и всей Европе нужен мир. Но нельзя забывать о русских, они рядом и могут позариться на Западный Берлин… – Густи нашла глазами изящную голову тети Марты, в шляпке итальянской соломки:
– Тетя Клара тоже покрыла голову… – Густи, как и Маргарита с Евой, обошлась без шляпы, – кажется, она плачет… – дядя Джованни сунул жене очередной носовой платок. Лаура сидела на первом ряду знакомых Густи с детства скамеек темного дерева. Девушку окружали сестры-бенедиктинки, в черных платьях и белых апостольниках:
– Она наденет черное, когда произнесет монашеские обеты, – вспомнила Густи, – если она вообще их примет, в чем я сомневаюсь… – Лаура носила светлое платье с кружевной вуалью:
– Сабина с Аделью тоже в шляпках, хотя они не католички… – Густи услышала шорох разворачиваемой фольги, – модели делала Сабина… – запахло шоколадом, она шепнула брату:
– Потерпи, немного осталось. Потом мы поедем к тете Кларе на обед… – баронет отозвался сквозь набитый рот:
– Очень долго это у вас, у англикан быстрее. Я расту, я проголодался… – тетя Марта что-то сказала на ухо Инге, сидящему по ее левую руку. Густи следила за движением тонких губ цвета черешни:
– Она поверила мне, когда я заявила, что понятия не имею, кто это такой… – рассмотрев рисунок, Густи сначала хотела возмутиться, однако одернула себя:
– Нельзя подавать вид, что я знаю Александра. Наверняка за мной следил кто-то из отдела внутренней безопасности. Но Александр студент, я встречаю десятки студентов каждый день… – Густи спокойно пожала плечами:
– Лицо знакомое, – она прищурилась, – он похож на вице-президента Вулфа, тетя Марта… – девушка рассмеялась:
– Я его помню из учебников… – тетя убрала рисунок и больше об этом не заговаривала:
– Но почему не фото, – спросила себя Густи, – наружное наблюдение сняло бы нас вдвоем. Может быть, есть и снимки, – она сжала руку в кулак, – но я ничего запрещенного не делаю. То есть делаю, я должна была поставить Набережную в известность об Александре… – Густи напомнила себе, что с тетиной паранойей, случись ей заикнуться о связи с немцем, как она оказалась бы на следующем рейсе в Лондон:
– Меня бы отправили анализировать советские газеты до конца моих дней… – сказала себе девушка, – но я правильно сделала, что не отказалась от миссии в СССР… – по словам тети Марты, речь шла о легальном посте:
– Переведем тебя в министерство иностранных дел, – объяснила тетя, – назначим на должность помощника атташе. Русские пропустят твою кандидатуру, ты нигде не засвечена. Ты станешь наживкой… – она поиграла паркером, – Лубянка знает, что ты дочь генерала Кроу. Они будут следить за тобой, но ты отвлечешь их внимание от настоящей миссии…
Густи предполагала, что речь идет о Теодоре-Генрихе:
– Я ничего у нее не спросила, чтобы не вызывать подозрений. Ладно, дипломатический пост это ненадолго. Объясню Александру, что получила стажировку, в той же Америке… – по лицу тети, как обычно, ничего прочесть было нельзя:
– Она приветлива, но это ничего не значит, – напомнила себе Густи, – сейчас мне надо быть особенно осторожной… – Марта тоже думала об осторожности:
– Но Инге не полезет на рожон, не такой он человек… – она шепнула Инге:
– Я тебя погоняю по всем фотографиям, но, скорее всего, курировать симпозиум физиков будет генерал Журавлев… – Инге кивнул:
– Он занимается атомным проектом. Он был в Германии в конце войны, покойный дядя Джон его… – доктор Эйриксен не закончил. Марта понизила голос:
– Он законсервирован. Его приемная дочь, то есть дочь дяди Максима, Мария, пропала без вести в операции, где погибли дядя Джон и дядя Меир… – Инге не потребовалось записывать информацию:
– Формулы хорошо тренируют память, тетя Марта, – объяснил он, – вы правы, надо оставлять меньше следов на бумаге. Я все помню. Мария, дочки дяди Эмиля и Павел или Паоло… – Марта отозвалась: