Вена
Шрифт:
Планировка аллей и террас парка принадлежит архитектору Фердинанду Хоэнбергу (1765), осуществлял его замысел Адриан ван Стекховен. Многочисленные статуи исполнены главным образом в мастерской Бейера в 1773-1781 годах. Сад распланирован гак, чтобы на перекрестках аллей оказывались бассейны, фонтаны, а в перспективе был бы виден дворец, какой-нибудь павильон или памятник. Площадки вокруг бассейнов окружены боскетами с нишами, в которых стоят статуи; здесь сад приобретает новое очарование – плавные силуэты статуй в классическом духе мягко рисуются на фоне мелкого узора листвы; мраморные тела нимф отражаются в бассейнах; белая скульптура на фоне зелени, воды, неба, в ярком или пасмурном свете – все это вносит поэзию живописи в архитектурный пафос регулярного парка. Невдалеке от дворца над давшим ему имя источником возведен в 1779
Над поднимающимся террасами парком, на вершине холма царит Глориэтта – павильон, возведенный в 1775 году Хоэнбергом, Он венчает весь ансамбль и подчеркивает в нем именно классицистические черты. Если парк Бельведера поднимался к пластичному, органически продолжавшему холм дворцу, то парк Шенбрунна логически заканчивается легким сооружением, которое открыто природе и строгой ясностью форм противопоставлено ей.
Глориэтта, такая воздушная издали, вблизи оказывается достаточно капитальным для садового павильона строением, особенно в средней части, завершенной тяжелым аттиком с орлом и трофеями наверху. Здесь усилены даже опоры: каждая состоит не из пары, как в боковых аркадах, а из двух пар колонн.
Находясь внутри хоэнберговского павильона, отдаешь должное помпезной представительности архитектуры и любуешься тем, как выразительно обрамляют пролеты арок виднеющийся сквозь них пейзаж. С Глориэтты открывается чудесный вид в обе стороны – и на город и на холмы пригородов.
Дворец, парк и Глориэтта составляют некое единство, впечатление от которого определяется в немалой степени размахом, расстоянием, размерами.
Дворец полон посетителей. Здесь много жилых помещений, но парадные покои открыты для публики. Они расположены на втором этаже двумя анфиладами вдоль фасадов здания. Входят в них сейчас по Голубой лестнице из сквозной галереи в центре. Художественно интерьеры Шенбрунна неравноценны. Лучшие из них относятся ко времени Марии-Терезии.
Среди не очень больших, а то и совсем маленьких комнат дворца самый просторный зал – так называемая Большая галерея. Перестраивая дворец, Пакасси в свое время разделил средний зал, который Фишер задумал как двусветный, на Большую и Малую галереи, однако оставил их соединенными трехпролетной аркадой. Пилястры на стенах, карнизы, живописные плафоны – все то же, что в эпоху барокко, но все выглядит по-другому. Белая стена и белый потолок четко отделяются друг от друга. Легкие рельефные членения не нарушают основной плоскости. Капители, линии карниза позолочены и превратились в узор; кроме того, по стенам и потолку вьются позолоченные гирлянды и букеты из лепного орнамента, чьи неровные, извилистые линии словно пляшут по поверхности. Широкий свод потолка украшен тремя фресками работы Грегорио Гульельми; они вставлены в причудливой формы обрамления, и их голубые, золотистые и красноватые тона, контрастируя с двуцветным оформлением зала, кажутся яркими и насыщенными. Хотя художник делает фоном композиции небо, фреска уже не мыслится как непосредственное продолжение интерьера, расширяющее его реальное пространство.
Белые стены, украшенные тонкими изгибающимися стеблями и листьями позолоченного лепного орнамента, можно видеть еще во многих залах дворца – таких, как Церемониальный, украшенный известным портретом Марии-Терезии работы Мейтенса, «Комната карусели» с картиной того же Мейтенса, изображающей придворный праздник, и т. д.
Несколько комнат отделаны с особым тщанием: использован какой-нибудь необычный материал. Стены небольшой так называемой Миллионной комнаты (отделка ее будто бы стоила миллион гульденов) обшиты розовым деревом, в них вставлено множество причудливейшей формы картушей с подлинными индоперсидскими миниатюрами светлых нежных тонов. В Лаковой комнате обшивка красного дерева украшена китайскими лаковыми панно, с золотистым рисунком по глубокому красновато- коричневому фону. Вообще любимая в XVIII веке «китайщина» встречается во многих шенбруннских интерьерах.
В Гобеленном зале стены сплошь закрыты нидерландскими гобеленами середины XVIII века, зеленовато-коричневатыми по колориту; мебель тоже покрыта гобеленами, пол – наборного дерева, сложный по рисунку. Такого же рода паркет в «Комнате Наполеона», в оформлении которой больше чувствуется стиль второй половины века.
На стенах здесь брюссельские гобелены, светлые – сероголубые с более яркими синими и изредка красными пятнами; по сюжетам это, как и в предыдущем зале, жанровые сцены.
Один из небольших кабинетов отделан маленькими «портретами» лошадей, которые в пять рядов, до потолка, вставлены в обрамленные золотой лепниной углубления в стене.
Из такого беглого перечисления уже ясно, что в отличие от покоев Бельведера во внутренних помещениях Шенбрунна нет стилевого единства и цельности художественного замысла. При всей пышности некоторых дворцовых зал в целом на оформлении лежит печать некоторой сухости, мелочности. Если стиль их может быть назван стилем рококо, то, во всяком случае, в очень сдержанном его варианте. Это невольно связывается с представлением о вкусах не только архитекторов и художников, но и их заказчицы.
Шенбруннский дворец хранит воспоминания о долгом (1740- 1780) царствовании осторожной и расчетливой Марии-Терезии, благочестивой до ханжества матери многочисленного семейства. За ее попытками искоренить вольность нравов с насмешкой, а порой и с возмущением наблюдали современники: то дамам строго запрещалось белиться и румяниться, то учреждалась специальная «комиссия целомудрия», то повышались налоги на предметы роскоши и даже на местное вино (мера, вызванная, впрочем, хозяйственной необходимостью). Стены дворцовых комнат увешаны портретами самой императрицы, ее супруга Франца – герцога Лотарингского и германского императора, их детей – в том числе Марии-Антуанетты, впоследствии французской королевы, казненной во время революции.
В Шенбрунне бывали многие знаменитые люди того времени, но самого необыкновенного своего гостя Мария-Терезия принимала 13 октября 1762 года: перед ней выступал шестилетний Моцарт. Моцарт и его старший современник, Гайдн, мальчиком певший в хоре собора св. Стефана, стали первыми в плеяде великих венских музыкантов.
В начале XIX века Шенбрунн привлек к себе внимание всего мира: его дважды избирал своей резиденцией Наполеон, чьи войска в 1805 и 1809 годах занимали Вену. В 1809 году он заключил здесь невыгодный для Австрии Шенбруннский мир. Как известно, вскоре после этого австрийские правители поспешили вступить в союз с недавним врагом и выдали за него замуж принцессу Марию-Луизу. Однако уже через несколько лет во дворце танцевали на балах в честь Венского конгресса, на котором победители Наполеона- и в том числе Австрия – делили Европу.
В Шенбрунне жил и сын Наполеона, «Орленок» романтической легенды; он умер двадцатилетним юношей в комнате, где некогда останавливался его отец.
За два года до этого, в 1830 году, в Шенбрунне появился на свет будущий император Франц-Иосиф I, в течение шестидесяти восьми лет (1848-1916) правивший Австрией. Его покои разительно отличаются от помещений предыдущих эпох своей казенной безликостью.
Преемник Франца-Иосифа Карл I подписал 11 ноября 1918 года в Лаковой комнате Шенбрунна акт отречения. История Габсбургов отошла в прошлое. Шенбрунн стал музеем. В 1945 году он пострадал во время бомбежки – в частности, были сильно повреждены фрески Большой галереи. В 1955 году по старой традиции в восстановленном дворце устроили парадный прием в честь подписания Государственного договора.