Вендетта для Святого
Шрифт:
Он знал, что нет более ошибочного представления, чем то, что молния не бьет дважды в одно и то же место, но не верил в возможную засаду. Абсолютно уверенный, что судьба не допустит такого бездарного дубля, вошел внутрь без тени беспокойства, направляясь к саркофагу, который в прошлый раз ему так и не дали осмотреть.
Карманного фонаря у него давно уже не было, но в «бардачке» он нашел коробку спичек. Чиркнул, и огонек осветил ему мрачное сооружение. Почти на уровне его глаз находилась бронзовая урна, казавшаяся новее других, хотя тоже стояла тут немало лет и была покрыта толстым слоем пыли. Второй спичкой он осветил потемневшую табличку на ее боку.
Прочитал надпись:
«АЛЕССАНДРО ЛЕОНАРДО ДЕСТАМИО
1898–1931».
Глава VIII
Как Дино Картелли откопал свое, и как Святой принес жертву
Ворота в поместье Дестамио стояли открытыми настежь. Такое Святой увидел впервые, и сердце его забилось чаще при мысли, что это может означать. В тусклом свете, падавшем от входных дверей, он заметил маленький, но мощный и современный автомобиль, стоявший перед домом. Он был развернут к воротам, словно наготове к скорейшему отъезду; было ясно, что в этом автомобиле человек, известный как Алессандро Дестамио, выскользнул из своего тайника в деревне, а положение автомобиля подсказывало, что бегство еще не кончилось. Тем не менее, именно здесь могло все кончиться.
Саймон пришел пешком, оставив свой автомобиль ярдов за двести, чтобы его мощным рокотом не насторожить чуткие уши. Теперь он, подкрадываясь, слышал доносящиеся из дома равномерные удары, грохот которых с успехом мог заглушить все наружные звуки. Несколько удивленный таким шумом в доме, Святой интуитивно понял его причину, и глаза его загорелись довольной улыбкой.
Минутой раньше, любуясь открывавшимися перед ним видами, он внимательно осмотрел окна верхнего этажа. Все они были закрыты, за исключением одной из рам, положение которой показывало, что окно не заперто изнутри. Окно это выходило на балкон, образованный портиком над главным входом. Для прекрасного спортсмена влезть по колонне и оказаться в комнате наверху было ненамного труднее, чем войти через крыльцо.
Проходя через комнату, услышал тяжелое дыхание, потом вдруг у кровати зажегся ночник, высвечивая мумифицированные черты дядюшки, сидевшего в постели в ночной сорочке, застегнутой под самое горло, и в настоящем ночном колпаке с кисточкой. Святой ему ободряюще улыбнулся.
— Буон джорно, — сказал он. — Я хотел только взглянуть, все ли у вас в порядке. Теперь прошу полежать спокойно, пока принесут завтрак.
Беззубый старческий рот расплылся в улыбке, давая понять, что его узнали, и дядюшка послушно лег.
Саймон выскочил в коридор, куда подал слабый свет с лестницы; он хотел проверить, дома ли Джина. Лестница вела в маленький коридорчик с четырьмя дверьми. В одной из них ключ торчал снаружи. Прислушавшись, он понял, что там кто-то есть, и, не ища других объяснений, повернул ключ и шагнул внутрь.
В пустой комнате, куда через единственное окно в скошенном потолке начал уже проникать бледный рассвет, сидела Джина, которая при виде Саймона бросилась к нему в объятия.
— Ну, ты жива и здорова, — сказал он, — это отлично.
— Меня обвинили в том, что я показала тебе склеп. Я, разумеется, отрицала, но без толку. Дядя Алессандро приказал донне Марии держать меня под замком, пока не скажу, что тебе еще известно, и обещал позаботиться, чтобы ты больше не доставлял ему хлопот. Я думала, что он тебя прикончит, как это делают в гангстерских фильмах.
— Полагаю, так могло случится, — сказал он, — но и у других бывали такие планы, только все без толку.
— Но как ты сбежал? Что случилось?
— Я тебе все расскажу позднее. Но самый важный ответ ты услышишь уже скоро, когда мы с Алем встретимся в последний раз.
Он с трудом отогнал от себя соблазн ее нежного, дрожащего тела.
— Ну, за мной.
Они вышли в коридор. Снизу по-прежнему доносился грохот.
— Что это? — шепнула она.
— Думаю, дядюшка Аль открывает еще один склеп, — сказал он тоже шепотом. — Увидим.
Когда они оказались в холле, Святой достал пистолет, первый раз с того момента, когда вошел в дом.
Двери в комнату, тот самый унылый салон, где принимали официальных гостей, были раскрыты настежь, открывая царивший там беспорядок. Мебель из дальнего угла была беспорядочно сдвинута в сторону, ковер свернут, а плиты пола разбиты тяжелой кувалдой. Потом ломом было пробито отверстие в слое бетона под плитами. В отверстии показалась ржавая железная плита, которую Дестамио как раз выворачивал ломом. Он был без пиджака, грязный, растрепанный, истекающий потом и сопящий от ярости и чрезмерных усилий.
Донна Мария, положив одну руку на спинку кресла, а другой судорожно сжимая полу фланелевого халата, закрывавшего ее формы до щиколоток, стояла неподвижно, наблюдая за разрушением с беспомощной обреченностью.
— Ты мне обещал, что никаких неприятностей не будет, — причитала она. — И прежде всего обещал, что уедешь за границу и не вернешься и что у нас всегда будут деньги.
— Я вернулся не по своей воле, — рявкнул Дестамио. — Что мне оставалось делать, если американцы меня выслали?
— Потом ты снова обещал, что все будет в порядке, что не будешь нас вмешивать в свои дела. А теперь все это свалилось на нас.
— Не моя вина, что этот негодяй Темплер стал всюду совать свой нос, понятно? Но теперь все кончено.
Ворча и ругаясь, он, наконец, оторвал стальную плиту и с грохотом отшвырнул ее в сторону. Присев, залез в образовавшееся отверстие и вытащил оттуда дешевый фибровый чемодан, покрытый пылью и грязью. С трудом подняв его, вставая, и небрежно поставил на полированный столик.
— Я забираю свое, и больше ты меня не увидишь.
Саймон решил, что ждать более драматического момента для своего появления не стоит. Не потому, что утратил вкус к драматическим ситуациям, а потому, что лучший момент мог уже и не представиться. Он пнул двери, распахнув их еще шире, и спокойно вошел в комнату.
— Фамосе ультима пароле, [35] — сказал он.
Головы Алессандро Дестамио и донны Марии, словно дернутые невидимыми нитями, совершили одновременный и резкий поворот, едва не сломав их шеи. При виде чужака глаза их чуть не вылезли из орбит.
35
Famose ultime parole (итал.) — славные последние слова.