Вендия 1. Город у священной реки

Йенсен Брэнт

Но Телида словно почувствовала такое его настроение и решила проверить терпение северянина. Конан провел в ожидании вдовы целую четверть колокола, успев за это время наполовину опустошить чашу с фруктами, предусмотрительно поставленную на столе.

— Прошу прощения, сотник, — первым делом Телида принесла извинения. — Я давала указания слуге, который отвечает за подготовку к отъезду. Надо было срочно принять решение насчет пары покупок, которые могли ускользнуть у меня из-под носа. Нехорошо возвращаться домой с пустыми руками, но и сорить деньгами я не привыкла. Столько проблем

навалилось после смерти мужа, ты не представляешь.

— Догадываюсь, — сказал Конан, принимая из рук вдовы бокал с вином. Сегодня Телида сама ухаживала за гостем. — Поверь, я совершенно искренне предлагаю тебе свою помощь, и дело даже не в том, что я тороплюсь ускорить отъезд. Солдаты в большинстве своем маются бездельем, им не к чему себя приложить. Если ты займешь исполнением своих поручений хотя бы десяток, тем самым окажешь услугу и мне, и им.

— Сотник, не сочти за недоверие, — Телида тоже пригубила вино. — Но те дела, с которыми могли справиться твои люди, давным-давно завершены. То, что осталось, либо носит конфиденциальный характер, либо требует хорошего знания обычаев и нравов Айодхьи. Я верю, что у тебя есть двое-трое солдат, которые удовлетворяют последнему требованию, но ты ведь их мне не дашь. Они могут понадобиться тебе самому на случай, если возникнет что-то непредвиденное.

— Ты права, — признал Конан.

— Вот видишь, — сказала вдова. — Пусть все идет, как идет. Я сама как-нибудь справлюсь со своими проблемами.

— Не сомневаюсь, — кивнул киммериец.

— Надеюсь, ты сказал это без иронии? — улыбнулась Телида. — Я не так стара, как это может показаться, и перед трудностями отступать не привыкла.

Конан улыбнулся в ответ и поднял свой бокал, давая понять, что пьет за будущие успехи Телиды.

— А вот у тебя вид неважный, — продолжала вдова. — Уже второй день подряд ты приходишь ко мне бледный, как смерть. Храбришься, хорохоришься, но я-то вижу, что что-то не в порядке. Признавайся, сотник. Что случилось?

— Выспаться никак не получается, — постарался отшутиться Конан. — Отсюда и бледность лица, хотя как ты ее разглядела под моим загаром, ума не приложу.

— Не хочешь говорить? — серьезно спросила Телида.

— В последние два дня, — сказал киммериец, — мир вокруг меня как будто ожил. До этого времени я пребывал в роли простого наблюдателя, а сейчас, кажется, очутился в самой гуще событий. Кто-то хочет задержать меня в этой стране, а кто-то желает, чтобы я немедленно покинул Айодхью. Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление.

— К первым ты причисляешь и меня? — поинтересовалась вдова.

— Нет, — покачал головой северянин. — Я даже не знаю, кто они — эти первые. На самом деле это не более чем предположение, основанное не на фактах, а на интуиции. Видимо, наш отряд пробыл в Вендии достаточно долго, чтобы превратиться в составную часть местных интриг и заговоров.

— Все равно, ты чего-то недоговариваешь, — настаивала Телида. — Ну, да ладно, это твое дело, сотник. Просто я тоже хотела предложить тебе свою помощь.

— Спасибо, — поблагодарил вдову киммериец. — Быть может, если мои проблемы со сном не разрешатся, я попрошу у тебя совета, к

какому лекарю или магу мне лучше обратиться. Мне не хочется обращаться к Шеймасаи.

— Правильно, — твердо сказала Телида. — Чем меньше ты общаешься с этим болваном, тем лучше. Я знаю нескольких хороших врачевателей. Они помогут тебе, сотник, и не будут болтать лишнего.

— Еще раз спасибо. Если потребуется помощь, я дам знать.

Конан поймал себя на мысли, что в очередной раз был близок к тому, чтобы рассказать Телиде всю правду о своей миссии. И опять его что-то удержало. На предложение вдовы о помощи он пока откликаться не собирался, были у него и другие варианты, более привлекательные. Но в крайнем случае можно было обратиться и к магам, порекомендованным Телидой, чтобы те укротили тень.

Во дворце киммериец довольно явно ощущал присутствие этого существа. Как и в садах, тень старательно пряталась, но какие-то незначительные детали неизменно выдавали ее.

Конану казалось, что она не просто выбирает момент для очередного нападения, а еще и внимательно слушает, о чем говорит киммериец, следит за ним, осмысливает его действия. Скорее всего, это была игра воображения, попытка придать противнику человеческие черты, но легче от таких мыслей не становилось, наоборот, тяжелее. Киммериец предпочел бы иметь дело с лишенной разума тварью.

— Кстати, о Шеймасаи, — вспомнил северянин. — Он заходил ко мне сегодня утром. Знаешь, чего хотел?

— Чтобы я немедленно убралась из Вендии? — зло проговорила вдова. — Еще, наверное, подбивал тебя увезти меня в Туран силой?

— Нет, до такого не дошло, — ответил Конан. — Но в целом ты угадала. На самом деле мне кажется, что Шеймасаи раздражает именно мое присутствие, на тебя же он злится из-за того, что ты меня задерживаешь. Он сам этого даже не скрывает. Может, и врет, но я думаю, что говорит правду.

— Одно другому не мешает, сотник, — заверила Конана Телида.

— За что ты его так не любишь? — поинтересовался киммериец.

— Вспомни нашу с ним первую встречу, — ответила вдова. — Ты же был тогда.

— И это все? — не понял Конан.

— Разве этого мало?! — удивилась Телида.

Киммериец только пожал плечами. Он не считал личную ссору поводом, чтобы обвинять человека во всех известных грехах.

— Ты же не на его стороне? — спросила вдова.

— Разумеется, нет, — поспешил рассеять подозрения Конан. – Я питаю к послу не менее нежные чувства, чем ты. Он мне к этому давал столько поводов, что не пересчитать…

Северянин осекся. Телида на окончание фразы могла обидеться.

— Говори уж, — разрешила вдова. — Что я после одной-единственной перепалки возвела Шеймасаи в ранг смертельного врага. Сотник, при всех своих достоинствах ты – мужчина, а потому не понимаешь очень многих вещей. Женщине порой хватает одного взгляда, чтобы понять, что представляет из себя человек. Нового же посла я могла лицезреть во всей красе и даже общалась с ним, и, уверяю тебя, он – негодяй похлеще многих.

— Не буду с тобой спорить, — сказал Конан. — Ты не раз и не два доказывала свою мудрость, а Шеймасаи — не самый достойный объект для препирательств.