Венец Логоры
Шрифт:
– А почему ж тогда империя развалилась? – ехидно усмехнулся Весёлый. – Коли в ней всё так правильно было?
– Не почему, а для чего! Разницу понимать надо! А развалить… Вот такому, как ты, пообещай со склада прибарахлить, так он любую гниду к рулю поставит. А потом захочет всё вернуть, да поздно, кто ж позволит? Этих толстозадых всем миром надо сваливать, а в миру-то не все голодные. Хватает и тех, кому… хватает.
– Шёл бы ты, дед! – сплюнул под ноги Меченый. – До ветру, как и собирался. Твоё дело людей возить, а не рассуждения рассуждать. Вали давай, пока при памяти.
Дед
– А вроде толково дед говорил, – Иван помахал рукой лодочнику и получил в ответ недвусмысленный жест. Ну, понятно, никто не станет из-за такой мелочи догонять, ноги мочить. Можно и послать безбоязненно.
– У них, пустобрехов, всегда всё толково. Пока говорят. Но уж если начнут делать!..
– А чего это дед толковал, что ему в речку возвращаться надо? – Весёлый оглянулся и рукой в сторону воды помахал. – А это ему что, лес, что ли?
– Погоди, не мельтеши, – усмехнулся Меченый. – Сейчас увидишь.
И точно, долгих рассказов не понадобилось. Остатки тумана, что болтался над водой, солнечные лучи жадно доели, а недоеденное ветерок растащил драными клочьями. И открылось, что другого берега нет! Убегает вместо него морщинистая водная поверхность аж за горизонт. Линия эта, недосягаемая, отчего-то вверх задралась и кажется – водная стена над головой нависает, одним честным словом держится. И прольётся прямо сейчас, если качнуть земную твердь неосторожно.
– Море! – зачаровано прошептал Иван. – Я про него читал только! Съездить, посмотреть, всё не удосужился никак.
– А я и читать-то не умею, – вздохнул огорчённо Весёлый. – Но рассказов много слышал. Вот оно значит какое.
– Насмотритесь ещё, – проворчал Меченый. – Тут его отовсюду видно. А сейчас идти надо. Город высокий, потому и кажется, что близко. А на деле, до него ещё топать и топать. Вот и нечего хлебалом хлопать!
* * *
При ближайшем рассмотрении величие столичного города померкло, съёжилось, а там и вовсе завяло, как цветок без поливки. Оказалось, дома – просто дома, стены с крышами. Крыши покороблены, стены разрисованы… Улицы широкие, дороги ровные, но вместе с империей исчез и транспорт, что по этим дорогам ездил, а для пеших прогулок такая ширина ни к чему. Вот и взялись люди её зауживать палатками, лавками да ларьками. Получилось. Теперь не во всяком месте и вдвоём протиснуться удастся, если плечом к плечу попробовать.
Иван постучал подошвой ботинка по плите под ногами. Материал твёрдый, но подпружинивает слегка, ноги при ходьбе радует. И не скользит. С виду монолит, но вода на нём отчего-то не держится. Прямо перед Иваном неуклюжая девчушка в коротком, сером платьишке, не удержала в ручонках стакан с водой, под ноги плеснула. Жидкость в плиту впиталась, даже пятна мокрого по себе не оставила.
По вечернему времени, на улице люди толпами бездельными шарахаются. Погода благоволит, чего бы и не пользоваться? Одежонкой только праздничной не блистают. Редко-редко мелькнёт яркое пятно – юбочка или блузочка, но тут же и камуфляж с автоматом рядышком обнаружится. Чудо пёстрое охраняет. А люди попроще стараются внимания к себе не привлекать,
– А чего это в обносках все? – удивился Иван. – Нищие все, что ли?
– Откуда здесь богатым-то взяться? – хмыкнул Меченый. Людской поток о него вдребезги разбивается, словно речка о замшелый утёс. Да и утёс этот на месте не стоит, сам норовит разбить чего-нибудь.
– Что они тут забыли, богатые твои? Нищие и есть.
– Целый город нищих?
– Отчего же? Всяких хватает. Вон бандиты кучкуются. Видишь, у которых рожи страшнее моей? Вот у них всё есть. Только ты на них особо-то не пялься, не любят. Знаешь, как собаки, если на них смотреть – беспокоиться начинают. А мне их беспокойство ни к чему, у меня патронов не залежи.
Иван вздохнул. Вот сейчас опять придётся вопросы глупые задавать, снова в дураки определят. А ведь обидно!
– На какие ж доходы люди тут живут? Кто-нибудь вообще в этом городе работает?
– А то как же?! – изумился командир. – Вон, проститутки вдоль стены стоят. Эти работают день и ночь, не сомневайся.
Иван глянул на девиц, что вдоль монолитной, благородно-серой стены выстроились. Чем-то неуловимо напоминают тех двух, на перевалбазе. Одежда другая, лица тоже, а взгляд тот же. Профессиональный. Как мазнёт, хоть мыться не беги.
– Не пойму, что за счастье – работа такая? – и плечами пожал.
– Есть и у них своё счастье. Те, что в лесу, на базах – сюда мечтают попасть, на место вот этих. Этим каждую ночь публичный дом на Сэли грезится, там клиент жирнее и жизнь спокойнее. А те, что на Сэли – к богатенькому дяде под бочок мечтают пристроиться. А ты говоришь! Целая лестница счастья!
Ухмыльнулся, на девиц даже не глянул.
– Да только, по этой лестнице вверх не ходят. По ней вниз, одно направление. Эти вот, кому они на Сэли нужны? Туда свеженьких с базара привезут. А эти здесь поизносятся и на перевалбазы, спиваться потихоньку. Если раньше не зарежут. А на базах… Там никто долго не живёт. Хотя, может оно и к лучшему, что недолго.
Иван посмотрел на работящих женщин. Одна: чёрненькая, фигуристая и крупногабаритная, пышной гривой вопросительно мотнула. Иван стеснительно ручки развёл – платить нечем. Чернявая жестом показала, куда он может идти, коль нечем. Иван философски покачал головой: уж месяц, как из этого места выбраться не получается. Поговорили.
Молча вышагивая рядом с Меченым, Иван по сторонам особо не глазел – не на что. На Астаре и не поверил бы, что так вообще жить можно, даже в поселеньице захудалом. А тут – целая планета. Только где она теперь, Астара?!
Вслед за лесными странниками в город воровато прокрался вечер. Вроде как за компанию. Меж домов жара дневная ещё хозяйничает, пыхтит недовольно, что баба безразмерная, а вдоль широких улиц ветерок погуливает уже прохладный. Да и солнце не поджаривает, смилостивилось. Или просто устало, иссяк запал.
– Меченый!
Невысокий, плотно сбитый мужичок выкатился на улицу из-под арки. Руками размахивает призывно, лысиной отсвечивает приветливо и брюшком потряхивает дружелюбно. Издалека видать – хороший человек! – подумалось Ивану. Такой и зарежет с улыбкой доброй.