Венеция.net
Шрифт:
— Но вы же ничего не смыслите в профессии художника! — в свою очередь вспылил Якопо. — У меня целый день уйдет только на то, чтобы раздобыть холст по размерам овала; кроме того, поверхность надо заранее подготовить, прогрунтовать, и полотно должно по меньшей мере три дня сохнуть, иначе нельзя работать. Итого у меня остается в лучшем случае шесть дней, чтобы написать картину.
— Прежде всего да будет вам известно, что люди, которым я преданно служу, — желательно, чтобы их имена навсегда остались для вас в секрете, — так вот, эти люди прекрасно осведомлены о ремесле художника, а также печатника, священника, правителя, мореплавателя и военачальника. Вот почему овальный холст, точно по размерам плафона в Зале Альберго, вас уже ждет, его доставили и сейчас охраняют два человека у дверей вашей мастерской в Каннареджо. Сообщаю вам также, что три дня назад он был покрыт белой грунтовкой наподобие той, которую вы обычно используете,
Старик говорил правду. В эту минуту Якопо понял, что имеет дело с людьми, которые хоть и держатся в тени, действуют крайне решительно, и против их воли идти бесполезно.
— Ну хорошо, я согласен, — только и ответил Якопо, прощаясь с собеседником, проводившим его до дверей Скуолы.
Прежде чем он вышел за порог, старик в последний раз шепотом сказал:
— Два человека придут к вам домой вечером 27 апреля, накануне конкурса, чтобы забрать полотно. И в ваших и в наших интересах, чтобы оно было совершенно готово. Не теряйте ни минуты.
От кого: Alessandro Baldi
Кому: WJeffers@st-able.usa
Тема: Посещение Сан-Рокко
Профессор Джефферс,
Читая ваше письмо, я испытывал двоякое чувство: восхищение вашими необычайными познаниями и признательность за то, что благодаря вам мое расследование пойдет по иному руслу.
Но прежде чем двигаться дальше, я хочу вам кое в чем сознаться: коренной венецианец, я только сегодня познакомился с внутренним убранством Скуолы Сан-Рокко и вообще с творчеством Тинторетто. В изучение права и криминалистики не входит, как вы догадываетесь, курс истории искусства.
Должен, однако, сказать, что я чрезвычайно рад этому посещению, оно действительно меня взволновало. Теперь я лучше понимаю тех людей, которые, как вы, посвятили свою жизнь разгадыванию тайн искусства.
В связи с этим один вопрос не дает мне покоя: откуда это чувство тревоги, что исходит с полотен Тинторетто? Я внимательно рассмотрел каждое его произведение и увидел людей больных или мучающихся, тоску во взгляде мужчин и женщин, ощутил ненависть; наконец, если собрать всю кровь, что течет на его полотнах, получится красная река. Чем объяснить, что этот художник больше писал смерть, чем жизнь, зло, чем добро, и тоску, чем надежду?
Однако многие посетители, вместе со мной смотревшие сегодня эти картины, проходили мимо них в каком-то беспечном равнодушии. Неужели я один испытал то чувство, которое вам описал? Что вы на это скажете?
Сердечно ваш,
Алессандро Бальди
От кого: William Jeffers
Кому: A.Baldi@questura-veneto.it
Тема: Тревоги Тинторетто
Настала моя очередь сделать вам признание. Вы пишете, что заинтересовались искусством живописи, так вот знайте, что я тоже начал испытывать интерес к вашему расследованию. Признаюсь даже, что я по нескольку раз в день открываю электронную почту в надежде получить от вас письмо. И хотя я понимаю, что дело это серьезное, погибла молодая женщина, я развлекаюсь от души, поминутно представляя себе, как вы бродите по улочкам Венеции в старомодном костюме Эркюля Пуаро — в тройке и глубоко надвинутой круглой шляпе, — время от времени поправляя на носу очочки.
Представьте, сегодня утром я говорил о вас молоденькой медсестре, она ежедневно приходит ко мне делать процедуры. «Постарайтесь, чтобы я прожил как можно дольше, — сказал я ей. — Есть на этом свете человек, которому я еще нужен». Я ее явно заинтриговал, но не волнуйтесь, ничего лишнего я не сказал.
Вернемся, однако, к вашему расследованию. Вы говорите, что увидели на полотнах Тинторетто тревогу и боль, а я вам прежде всего отвечу, что вы все правильно увидели. Действительно, искусство этого художника-провидца весьма трудно совместить с искусством Возрождения, где царят спокойствие, гармония, ясность. В противоположность Тициану, Микеланджело и Джорджоне Тинторетто — венецианец, и его живопись отражает тревоги, которые испытывали все жители этого Города дожей. В то время Венецианская республика клонилась к неотвратимому закату. Потеря Византии и ближневосточных торговых путей, варварские галеры, грозящие венецианскому флоту на Средиземном море, открытие Америки — все это предвещало агонию города. Прибавьте к этому последствия чумы и договор, заключенный в Камбре между папой и королями Франции и Испании, чтобы бороться со Светлейшей, — и вам станут понятны тревоги венецианцев середины XVI века.
Итак, посетив Сан-Рокко, вы ощутили страхи, бытовавшие пять веков назад. Это, мой дорогой инспектор (позвольте мне вас так называть), и есть одно из чудес искусства.
Сердечно ваш,
Уильям Джефферс
6
21 января 1962 года.
Профессор Марко Дзампьеро спешно собирал вещи. Кое-как побросав одежду, книги и тетради с записями в большой кожаный чемодан, он надел пальто и быстро покинул гостиничный номер.
Выйдя на улицу, он направился к остановке вапоретто «Санта-Мария-дель-Джильо». Идти ему было трудно: отчасти из-за того, что сам он называл излишним жирком, но главным образом из-за тяжелого багажа. Только сев на кораблик, который должен был отвезти его на вокзал, Марко Дзампьеро смог перевести дух. Когда его дыхание почти вернулось к норме, он достал носовой платок и вытер лоб, на котором, несмотря на холод, окутавший Венецию в эти зимние сумерки, выступили большие капли пота.
Вапоретто отошел от причала. Проплывая по Большому каналу, профессор смотрел то на богато украшенные здания города, который он покидал, то на стрелки своих часов.
«А вот и дворец Юстиниана, значит, остановка Сан-Самуэле уже скоро, — пробормотал он. — Надо как можно скорее уехать из Венеции, именно так, уехать… Может, тогда я буду в меньшей опасности… Вот мы и под мостом Риальто… скоро я буду на вокзале».
Вытянув шею к носу кораблика, Марко Дзампьеро одной рукой крепко ухватился за поручень, а другой нервно прижимал к себе свернутое пальто.
«Вот Ка д'Оро [5] … еще одна остановка — и я на вокзале».
Профессор Дзампьеро встал возле выхода задолго до того, как вапоретто прибыл на конечную остановку.
«Дворец Кальбо, наконец-то приехал».
Крепко держа в руках вещи, Марко Дзампьеро стремительно вошел в здание вокзала. Осталось только найти поезд Венеция — Рим, отправляющийся в 18:45. Спешка, тревога и усилия, которые он прилагал, чтобы самому тащить тяжелый багаж, — от всего этого его дыхание сделалось похожим на дыхание затравленного зверя. В какое-то мгновение он остановился, поставил часть вещей на землю и освободившейся рукой слега ослабил узел галстука. Потом расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Вдалеке, в самом конце перрона, он увидел свой вагон. Дойдя до него и сделав последнее усилие, чтобы взобраться на подножку, Марко Дзампьеро очутился в пустом купе и повалился на обитое темной тканью сиденье. Бросив взгляд на часы, профессор снова вытер лицо и громко посетовал на поезд, который все не трогался, хотя пора было отправляться.
5
Золотой дом (итал.).
Только когда раздался долгий свисток, сопровождаемый металлическим скрежетом сдвинувшегося с места вагона, Марко Дзампьеро успокоился. Он приблизился к окну и с облегчением посмотрел на удаляющиеся фигуры людей, которые остались на перроне и махали рукой уезжавшим.
— Надеюсь, синьор, дым вам не помешает?
Голос, прозвучавший у него за спиной, заставил его вздрогнуть.
— Нет, вовсе нет, пожалуйста, синьор, курите, — ответил он человеку без багажа, который сел возле него с сигаретой во рту.
Едва устроившись, попутчик недолго вглядывался в лицо соседа, потом воскликнул:
— Какая удача, профессор Дзампьеро, вы, в этом поезде!
Профессор, все это время сидевший лицом к окну, резко повернулся и посмотрел на попутчика.
— Извините, синьор, вы, похоже, меня знаете, а вот я… ну да, постойте… конечно! Простите, что я сразу вас не узнал, понимаете, видеть вас здесь, в этом поезде, в непривычной обстановке…
— Умоляю вас, не извиняйтесь, какие пустяки.
Марко Дзампьеро не стремился продолжать разговор, он вежливо улыбнулся и отвернулся к окну. Немного помолчав, попутчик вновь обратился к нему:
— Так вы, значит, покидаете Венецию.
— Да… как видите, — явно смутившись, коротко ответил профессор.
— Простите мою назойливость, но я полагал, что вы проработаете в Скуоле Сан-Рокко до конца месяца, то есть еще дней десять.
— Нет… вернее, да, вы правы… Но понимаете, непредвиденные обстоятельства вынуждают меня срочно вернуться домой, в Рим… Моя бедная матушка больна… Пришлось ехать ближайшим поездом… Все случилось так внезапно…
— Весьма сожалею. Непременно передайте вашей матушке мои пожелания скорейшего выздоровления.