Веник алых роз
Шрифт:
— Пожалуй, — задумалась Мариша, помимо воли ощущая, что ее начинает тянуть на спектакль. — Пожалуй…
— Вот и отлично! — обрадовалась Галина. — Билет я оставлю тебе в кассе. Начало в семь! Не опаздывай. Я очень на тебя надеюсь.
— Послушай! — спохватилась Мариша. — Ну приду я, пойму, что ваша прима не подарок, а дальше-то что?
— Послезавтра у нас решительный день, — сказала Галина. — Должно решиться, кто будет играть главную роль в новом спектакле. Завтра вечером последняя возможность что-либо изменить. Послезавтра утром уже ничего не попишешь. Если режиссер решит, что играть главную роль будет снова она, то ее остается
— И что можно изменить, если ты сама говоришь, что ваша прима держит режиссера под каблуком?
— А то, что ставится пьеса одного молодого автора. С ним могут посчитаться. Я с ним уже говорила, он в ужасе от нашей мадам.
— Сомневаюсь что-то, — вздохнула Мариша. — Да этого юного автора просто отодвинут в сторонку и возьмут для постановки другую пьесу у другого автора, посговорчивей.
— Э, нет! — протянула Галина. — Мальчик-то не простой. То есть сам по себе он пока ничего еще собой не представляет. А вот его папа — человек влиятельный. Собственно говоря, и пьесу выбрали исключительно ради папы. Так что автор не простой, а любимый сыночек спонсора. Плохо, конечно, что мальчишка совсем зеленый. И малость мямля, если начистоту. Прима-то ему решительно не нравится, но вот сможет ли он отстоять свое мнение перед режиссером — это еще большой вопрос.
— Так, а что от меня-то нужно? — простонала Мариша.
— Понимаешь, этот юнец обязательно явится завтра на спектакль, — выдала свой козырь Галина. — А сама я не смогу сидеть с ним рядом. И никто из наших не может. Все заняты в спектакле. Поэтому придется тебе его попасти.
— И как? — поинтересовалась Мариша. — За руку я его должна держать? Или сопли вытирать, когда он плакать начнет?
— Какие сопли? Мальчику уже под тридцать. И он вполне сформировавшийся недотепа. И эта его пьеса, скажу тебе честно, жуткая дрянь. Но наш режиссер — он гений. И даже любую мерзость может превратить в конфетку. Учти, за Руслана нужно держаться обеими руками. Такой шанс больше не представится.
— Согласна. Но моя-то роль какова? Вцепиться обеими руками и следить, чтобы он не сбежал, когда увидит вашу приму?
— Не так же буквально, — усмехнулась Галина. — Ты должна просто время от времени, когда эта колода появится на сцене, отпускать ехидные реплики. Поверь, это будет совсем не трудно. Тебе даже не придется кривить душой. Талант, если он у нее в молодости и был, теперь заплыл жиром. И уж точно в роли юной Офелии дама выглядит карикатурно. Потом намекни, что подобный подбор актеров способен загубить любую пьесу. И главное, опиши ему поярче успех, который ждет драматурга даже после единственного удачного спектакля. Опиши ему овации зала, толпы восторженных поклонниц и…
— Ясно, ясно! — перебила ее Мариша. — Можешь не продолжать. Мысль я уловила. Лучше скажи, этот автор, он что, такой урод?
— Почему? — растерялась Галя.
— Ну раз ты мне его сватаешь, значит, тебе он не приглянулся, — ответила сообразительная Мариша.
— Во-первых, у меня есть любовник, — ответила Галина. — А во-вторых, он мне как раз приглянулся. Поэтому я его тебе и предлагаю. Что же, я для подруги должна только самый отстой подсовывать? Хорошего же ты обо мне мнения!
— Ладно, не обижайся, — сдалась Мариша, воспрянув духом. — Значит, он симпатичный?
— Еще какой! — воскликнула Галя. — Загляденье. Брюнет, между прочим. Ты же любишь брюнетов?
— Обожаю, — призналась Мариша. —
— А что такое? — немедленно, как и полагается подруге, озаботилась Галина. — У тебя неприятности?
— Не скажу, что неприятности. Но мы со Смайлом решили расстаться, — угрюмо ответила Мариша.
— Навсегда?! — ахнула Галина, для которой развод представлялся чем-то вроде конца света.
— Пока на месяц, но думаю, что через месяц или даже через год вряд ли что-то изменится.
— А что случилось? — еще больше заволновалась Галина. — Вы же с ним душа в душу жили…
— Мы? — поразилась Мариша. — Ты что, в самом деле так думаешь или издеваешься? Мы же с ним ссорились по десять раз на дню. А в последнее время я стала замечать, что меня бесит в нем абсолютно все. Понимаешь? Это был совершенный ад. Что бы он ни сделал, все было не так. И в конце концов это ему надоело, он обиделся и ушел, сказав, что дает мне время подумать. А если и через месяц разлуки я не пойму, какое сокровище упустила, то могу пенять на себя. Он навязываться не привык.
— У тебя кто-то был в то время? Какой-нибудь мужчина?
— Нет, — покачала головой Мариша. — Дело не в этом. Думаю, что проблема была с самого начала, просто из-за безумной страсти мы ее не замечали. Но теперь я вспоминаю, что меня и прежде коробило от его привычки всюду разбрасывать свои засохшие носки, которые впору посылать в Австралию аборигенам в качестве новой модели бумерангов с убийственным запахом. Если кенгуру таким носком по башке и не стукнет, то запахом уж точно с ног собьет.
— Все мужики жуткие свинтусы, — заметила Галина. — Мой сейчас ведет себя точно так же. Не стоило так близко к сердцу воспринимать его носки.
— Да если бы одни носки! — воскликнула Мариша. — А горы грязной посуды в мойке, хотя у нас есть посудомоечная машина? Казалось бы, что стоило сразу же ополоснуть тарелку и сунуть ее в машину? Ведь потом в десять раз трудней отдирать от нее присохшие остатки. А забрызганный жиром до потолка кафель, который приходилось оттирать мне, пока Смайл, поджарив две порции картошки, отдыхал от трудов праведных у телевизора? Он-то эту картошку за пятнадцать минут жарил, а мне потом кафель, пол и плиту от застывшего жира по часу чистить приходилось. А кофе, которое он по утрам варил для меня только первый месяц нашей совместной жизни? Потом у него уже не было сил дотащить кофе до спальни. А последнее время и вовсе стал варить кофе только для себя одного. А его постоянные отлучки, когда он просто забывал предупредить меня о том, где он и с кем он. В результате я волновалась. Да еще эти самолетики.
— Какие самолетики? — заинтересовалась Галя.
— Модели самолетов, которые Смайл мастерит своими руками, — неохотно отозвалась Мариша. — Сидит над ними часами. На улице жара, все нормальные люди едут на природу, жарят шашлыки, купаются, загорают, а этот сидит сиднем у своего стола и знать ничего не хочет.
— Выходит, когда он был дома, то тебя раздражал, а когда уходил, ты тоже бесилась?
— Говорю же, что жизнь стала совершенно невыносима. И ты знаешь, другие слезы льют, когда с мужчиной расстаются, а я бы хотела выжать из себя хоть пару слезинок, так нет! Не получается. Никакого отчаяния не испытываю, одно огромное облегчение.