Вензель на плече Урсулы
Шрифт:
— Да, — подтвердил он спокойно, — другая женщина.
— Да, — подтвердил он спокойно, — наверное, серьезно.
— Да, — подтвердил он спокойно, — я приму любое твое решение.
Решение мамы Урсулы было такое, чтобы папа Урсулы катился ко всем чертям собачьим сию минуту. Папа Урсулы бессистемно кинул в полиэтиленовый пакет несколько каких-то вещей, включая кожаный пиджак, записную книжку, деревянный ящичек с трубкой, табаком и другими курительными принадлежностями. Джинсы были на нем. Надел ботинки. Ушел.
Мама Урсулы начала рыдать. Вскоре рыдать она перестала и начала злиться. На Урсулу. Она пространно сообщила дочери, что если бы не ежеминутное материнское беспокойство о дочериной судьбе, то она бы, мать, уж, наверное, знала бы
Урсула и без того была огорчена событиями в семье. Психика склонна отрицать слишком тяжелую для нее ношу. Для этого она командует разумом: сделай то, обдумай это, поступи наоборот.
Урсула и поступила наоборот.
Наоборот
Дождалась ухода матери на работу. Приставила к антресолям табурет. Отплевываясь от пушистой пыли, достала клетчатый болгарский чемодан. Не в пример папе, сложила в пахнущее клеенкой чемоданное нутро довольно много вещей. Она хотела выглядеть нарядной там, куда она собиралась.
Заявиться прямиком к Господину с чемоданом было невозможно, примерно так же, как в мелкую матрешку вставить большую. Урсула приехала в студенческое общежитие, оставила вещи у сочувствующих подруг. Выпила чаю с вареньем из вишни без косточек, очень вкусным. Пошла на занятия, Господин особо настаивал, чтобы она не пропускала занятий.
— Я из дома ушла, — сказала вечером.
Она только что села в Его машину, быстро раскачивала черным сапогом — неосторожно наступила в лужу.
— Кто еще об этом знает, кроме меня? — спросил Он. Положил руку на ее колено, чтобы предотвратить подергивания.
— Да никто.
— Родителям не сказала?
— Нет.
— Поехали, скажешь. Обувь сними. В «кармане» на спинке твоего сиденья есть новые носки.
И они поехали, хотя Урсула очень, очень хотела бы оставить так, как есть. Ну, разумеется, она позвонила бы вечером. А так, ехать, огребать по полной… Мать опять примется рыдать, взвизгивать и громко выкрикивать обидные слова. Будет звонить отцу, не заставать его нигде, снова рыдать, выплевывая проклятия и ему, и его дочери.
Но возражать Господину было нельзя. Урсула сняла сапоги. Сняла мокрые гольфы. Изогнулась и жарко подышала на ледяные красные пальцы. Господин засмеялся, назвал ее мартышкой, переключил скорость, предпочитал агрессивный стиль вождения. Урсула нашарила махровые полосатые носки — всех цветов радуги. Только красного не хватало.
Стоп-слово [6]
Господин весьма подробно останавливался в свое время на этих понятиях: «красный», «желтый», «зеленый». Слова спасения. Стоп-слова. Предложил ей самой выбрать свое. Урсула сразу ответила, не раздумывала. Господин приподнял одну бровь. Дело в том, сказал он, что так не принято. Дело в том, сказал он, что стоп-слово разительно должно отличаться от обычного «сессионного» звукового сопровождения, предусмотренного сценарием: стонов и лирической мольбы о пощаде. Но, с другой стороны, — завершил свою небольшую речь Господин, не вижу причин, почему бы нам не сделать так, как хочешь ты.
6
Стоп-слово — обозначение системы кодовых слов, с помощью которых партнер в подчиненной роли может изменять течение сцены, предупреждая Мастера о возможной опасности. Использование обычных слов, наподобие «Ну пожалуйста, перестаньте!», может иметь совершенно противоположный эффект, поэтому используются специальные слова «вне игры», чтобы можно было полностью отдаться процессу.
«Зеленый» — одно из кодовых слов, произносимых партнером в подчиненной роли, как сигнал к продолжению сцены, принятия действий Топа.
«Красный» — употребляется подчиненным партнером как кодовое слово, останавливающее сцену (Мастер обязан в этом случае подчиниться).
Так что красный цвет радуги стал называться «Не Надо».
Натянула сухие носки, забралась с ногами на сиденье, закрыла глаза. Не склонная к самоанализу, Урсула все-таки отдавала себе отчет, что ее ощущения в обществе Господина напоминают блаженство и покой еще не рожденного плода и не взорвавшейся Вселенной. Особенно если закрыть глаза.
Из личной переписки Дяди Сэма и Кузнеца
«Давно пытался размышлять над тем, что же именно привело меня в Тему, но так ничего и не смог вспомнить. Прищепки на себя не вешал, гвоздем не корябал, окурки о собственный живот не тушил. Однако еще в детском саду, на пресловутом тихом часу, часто предавался странным грезам ли, мечтам ли? Не помню сейчас деталей, но там присутствовали темы боли и связывания, какие-то особые игры детей, тематические Казаки-Разбойники. Потом — первое сильное проявление полового возбуждения остро запомнилось — в отличие от многих других — во время чтения сцены изнасилования в романе „Анжелика и король“. Стал обостренно реагировать на сцены связывания, насилия, порки, принуждения в кино, книгах. А потом эта самая газета — „СПИД-инфо“. Помнится, там была рубрика „Вверх ногами“,
где печатали самые смелые откровения людей, там я и узнал, что означают мои фантазии.
Но до момента их реализации прошло еще несколько лет.
Можно было бы, наверное, сходить к хорошему психоаналитику и покопаться в мозгах, выясняя, откуда во мне тяга к боли, к подчинению. Однако это для меня не настолько важно. И ведь всегда есть опасность найти в своих мозгах что-то не очень приятное.
После первого своего эксперимента с BDSM я вел себя как радостное дитя: смеялся, глупо шутил, насвистывал какие-то веселые мотивчики, строил рожи в зеркале и был счастлив и свободен. Так что к чему самокопания? Предпочитаю оставить так, как есть. Так удовольствие приходит ко мне вместе с болью…»
— Я пришел, — радостно объявляет муж, стаскивая в прихожей зимние ботинки. — Есть кто дома?
Ботинки со стуком летят в угол, шелестит куртка, наверняка просто брошенная на шкафчик для обуви, зачем убирать свои вещи, если их уберет кто-то другой? Вот и Савин так думает.
— А дома-то никого нет, — громко огорчается он.
Я натянула на голову одеяло, разговаривать не хочется, думать не хочется, хочется пойти в ванную и хорошенько потереть мочалкой тонко нарезанные бедра, сначала возникнет острая боль, потом можно будет смотреть на кровь, вытекающую из твоего тела, — мне всегда это нравилось.
— Солнце мое, — не унимается муж, — а куда ты проводила наших питомцев? Сыновей, дочерей?
Он возится с одеждами около стула, трудноразличимый в темноте. Бряцает часами, аккуратно укладывая их на крышку древней конторки, своего рода раритет. Досталась нам из семейства Савиных. Савинский дед, авиационный профессор, спроектировал буквально на этой конторке то ли самолет, то ли ракету. Савин любит конторку своего деда, носится с ней, недавно обдирал наждаком, полировал, покрывал ядовитыми лаками — все это называлось «реставрировать» и выбило его из жизни примерно на месяц. Рядом с часами, непременно слева, муж кладет мобильный телефон, второй мобильный телефон и ключи от машины — с краю, непременно с краю.
В хорошем настроении, затягивает песню:
«Долетайте до самого солнца и домой возвращайтесь скорей…»
— Спит, — ошибается он и продолжает петь про Землю. Говорю же, хорошее настроение. Наверное, был с Марусечкой, обсуждал ее удачную постановку на учет в женскую консультацию, потом немного поработал, потом поставил машину, выпил по дороге домой бутылку пива, никакой мороз не в силах победить савиновского желания выпивать по дороге домой бутылку пива, просто летом их бывает две.