Верь мне

Эштон Джана

– Доктор Рид, - отвечает она, и клянусь всеми святыми, ее голос немного хриплый, когда девушка произносит это.

– Ботаник?

– Он гений, Бойд. И очень милый.
– Она улыбается.

– И вымышленный, Хлоя. Вымышленный гений. Ни у кого в настоящей жизни нет столь высокого уровня IQ.
– Ладно. Я смотрел несколько эпизодов. По крайней мере, у этого вымышленного ублюдка никогда не было девушки.

– Эй, можешь показать свое удостоверение?

Ага, определенно помешана на агентах,– думаю, пока тянусь к заднему карману, достаю удостоверение и бросаю ей.

Она открывает его и, видя мое официальное удостоверение личности, подносит его ближе к лицу, чтобы разглядеть, проводит пальцем по краю обложки. Она издает тихий звук в знак утверждения, закрывает обложку и передает мне его обратно.

– Итак, я могу задать тебе вопрос?
– Она накручивает прядь волос на палец и разглядывает кончики, затем отпускает локон и смотрит на меня.

– Конечно.
– Я обгоняю медленно двигающийся BMW и устраиваюсь поудобнее, ожидая продолжения.

– Мониторят ли ФБР запросы в Гугл? Ну, гм, случайные запросы? Нормальных людей?

– Нормальных людей?

– Не преступников.

– Что это за вопрос?

– Это настоящий вопрос!

– Но почему ты его задаешь?

– Потому что я гуглю некоторые странные штуки, - говорит она, выдыхая и качая головой.
– Я продолжаю ждать, что кто-то объявится у меня на пороге и спросит, какого хрена делаю, но дело в том, что я очень любознательный человек, и все ответы прямо здесь, понимаешь? Просто щелкни, и вот они.

– Думаю, с тобой все будет нормально, - заверяю я.

Она кивает, сбрасывает кроссовки и поднимает ноги на сидение, обнимая руками согнутые колени и наклоняясь в моем направлении.

– О чем мы будем говорить весь день?
– спрашивает она повседневно, но ее поза, хоть и удобная, кажется защитной, а сам вопрос говорит мне, что ей не очень комфортно в большинстве социальных ситуаций.

– Я заставляю тебя нервничать?

– Не специально. Я просто чувствую себя неуютно со взрослыми. С детьми я словно супер-стар, но со взрослыми все намного сложнее.

– Отсюда и шутки типа "тук-тук".

– Верно.

– Мы можем поговорить о ФБР-фетише, - предлагаю я, представляя Хлою в обнаженных ролевых играх и гадая, сколько времени понадобится, чтобы воплотить эту идею в жизнь.

– У меня нет фетиша!
– восклицает она, затем смолкает, а спустя секунду говорит: - Что Эверли тебе наговорила?

– Ничего, - отвечаю я, смеясь и пытаясь впервые в жизни вспомнить слова, что на самом деле слетели с уст Эверли. Каждый раз, как видел эту девушку, она болтала что-то крайне неуместное. Я привык к ее сумасшедшей заднице.
– Эверли была твоей соседкой в университете?

– И моей лучшей подругой с детства. Я знаю ее вечность.

– Это, должно быть, было интересно, - говорю, слегка саркастично.

Она смеется.

– Знаю, она немного безумна, но Эверли замечательный друг. Лучший.

– Она кажется тем типом друзей, которые утягивают тебя на дно.

– Нет.
– Хлоя смеется или даже скорее хихикает, и мне становится интересно, о чем она думает.

– Никаких тайных побегов из дома?
– давлю я.
– Несовершеннолетних попоек? Прокрадываний в дом к парням?

– Может, немного, - признается она.
– Но честно, я, вероятно, не делала бы ничего, кроме чтения и учебы, не будь рядом Эверли, так что ее плохое

влияние для меня было скорее хорошим.

– Раз ты так говоришь.

– Твоей сестре она тоже нравится!
– протестует она.

– Не напоминай.

– А что насчет тебя?
– спрашивает она, дотягиваясь до сумочки и доставая клубничный бальзам для губ. Хлоя открывает колпачок и проводит блеском по губам, тогда как я моментально начинаю думать, как ее покрытые этим блеском губы оборачиваются вокруг моего члена.
– Тебя часто утягивало на дно?

– Что?

– Часто ли тебя утягивал кто-то на дно? В детстве?
– повторяет она, так что я отрываюсь от фантазий о ее губах на моем члене и сосредотачиваюсь.

– Нет, не очень. С девятого класса я ходил в школу-интернат, так что у меня не было дома. Иногда нас закрывали по комнатам...
– я бросаю на нее взгляд, - и предполагаю, это был своего рода домашний арест.

– Правда?
– Ее глаза округляются от удивления.
– Твои родители отослали тебя в школу интернат?

– Нет, они меня не отправляли. Я попросил о том, чтобы уехать.

– Почему?

– Ну, знаешь, мой отец был сенатором, - говорю, глядя на нее.
– Постоянно нужно было присутствовать на различных политических сборах средств или ралли. Я ненавидел это. Так что школа-интернат стала эффективным вариантом для родителей сохранить лицо и не объясняться, почему я не улыбаюсь и не пожимаю руки всем гостям.

– О.
– Она смолкает.
– Хотя это немного грустно.

Я бросаю взгляд в ее сторону, затем опять на дорогу. Правда?

– Я был счастлив в школе-интернате. Забота о ребенка не была свойственна моим родителям. Думаю, мой отъезд стал облегчением для всех нас.

Она заинтересовано кивает.

– К тому же моя школа была гораздо ближе к бабушке и дедушке в Нью-Гемпшире, так что я проводил у них иногда выходные и каникулы. И это мне нравилось.

Девушка снова кивает и какое-то время молчит.

– Так как я справляюсь?
– спрашивает она, и я не уверен, о чем Хлоя говорит.

– Что ты имеешь в виду?

– Практику. Мы же этим занимаемся? Практикуем мои навыки общения, чтобы я не смущала тебя перед твоими друзьями и семьей на следующих выходных?

О, верно.

– Я в тебя верю. Это тебе нужно поверить в себя, - говорю ей.

– Ладно, - отвечает она тихо.

– К тому же ты не можешь меня смутить.

– Не могу?

– Не-а, это невозможно.

Я вижу, как она смотрит на меня, размышляя об этом.

– Ты близка со своими родителями?
– спрашиваю, желая перевести разговор на тему, которая бы ее не нагружала размышлениями.

– Нет.
– Она качает головой.
– Нет, не очень. Они развелись, когда я была младше. Отец переехал в Нью-Йорк, и я не видела его слишком часто после этого.
– Она смотрит на меня, затем опять в окно.
– Видимо, два часа езды оказались слишком длинным расстоянием, потому что он часто отменял наши встречи. Тем временем мама занимала себя, как только могла, пытаясь найти ему замену. Думаю, я просто мешалась под ногами, понимаешь?
– Она не ждет ответа.
– Мама всегда встречалась с тем или другим мужчиной, а затем рыдала, когда они расставались. Я чувствовала себя хреново, но не могла на самом деле ей помочь.