Верь в мою ложь
Шрифт:
Зед заметил Николаса Файрклога в то самое мгновение, когда тот заметил его. Он сидел в дальней части палатки, откинувшись на спинку стула и положив ноги на стол, но, как только он встретился глазами с Зедом, сразу вскочил. И быстро направился к выходу. Подхватив Зеда под руку, он увлёк его наружу и сказал:
— Тут у нас не открытое собрание.
И его голос прозвучал отнюдь не по-дружески. Из этого Зед сделал вывод, что он стал свидетелем того, что мужчины не хотели бы демонстрировать посторонним, то есть заседание анонимных алкоголиков, или наркоманов, или что-то в этом роде. И ещё ему стало понятно, что Николас Файрклог вовсе не намерен с распростёртыми
— Мне бы хотелось поговорить, — сказал Зед.
Файрклог кивнул в сторону палатки и ответил:
— Я, как видите, занят. Придётся вам подождать.
— Не думаю, что это возможно, — возразил Зед и достал блокнот, чтобы подчеркнуть своё заявление.
Файрклог прищурился.
— В чём дело?
— В Люси Кеверни.
— В ком?
— Люси Кеверни. Или, возможно, вы её знаете под каким-то другим именем? Та женщина, которую вы с женой наняли для суррогатного материнства.
Файрклог уставился на него во все глаза, и Зед сразу понял всё то, что говорил ему взгляд собеседника. «Ты что, с ума сошёл?› Но ведь вопрос Зеда не имел никакого отношения к безумию.
— Суррогатное материнство? — повторил Файрклог. — Зачем?
— А вы как думаете? — ответил вопросом Зед. — Суррогатная мать. Мне бы хотелось поговорить с вами о той сделке, которую вы с женой заключили с Люси Кеверни, которая должна выносить вашего ребёнка.
— Сделка? Нет никакой сделки! Чёрт побери, о чём вы говорите?
Зед почувствовал, как его охватывает радость, а в его уме вспыхнуло слово: «Попал!» У него была статья.
— Давайте-ка немного пройдёмся, — предложил он.
Камбрия, Брайанбэрроу
Манетт всё ещё пыталась осмыслить услышанное, когда поднималась по лестнице, оставив родителей и невесту Кавеха в гостиной после того, как приготовила и подала им чай и бисквиты, которые принесла на ржавом подносе, найденном в кухонном буфете. Бог знает, зачем она стала хлопотать с этим чаем, думала Манетт, но ей, видимо, до конца дней было суждено страдать от хорошего воспитания и устоявшихся привычек.
Они уже разобрались в замешательстве, возникшем при упоминании имени Яна Крессуэлла и того, чем он был для Кавеха, по крайней мере настолько, насколько вообще что-то знали его родители. Несколько секунд обсуждения, и выяснилось, что в представлении стариков Кавех просто снимал комнату в доме владельца фермы; просто, когда они разговаривали с сыном по телефону, он никогда не упоминал его имени, И этого имени не было в его письмах, на открытках и так далее. И они сочли чудом из чудес то, что владелец почему-то составил завещание в пользу их сына, когда сам совершенно неожиданно купил эту ферму. Это было более чем чудом, потому что Кавех теперь мог наконец жениться, так как обзавёлся собственным домом, куда и мог привезти жену. Конечно, он не нуждался в доме, как много раз напоминали ему отец и мать, потому что они с женой вполне могли бы жить с родителями, так это принято на их родине, в Иране, там ведь в одном доме могут обитать много поколений. Но Кавех — современный молодой человек, и он нахватался современных британских идей, а британские молодые люди не желают приводить жён в дома своих родителей. Он считал это невозможным. Хотя, по правде говоря, какая разница, если теперь Кавех настаивает: родители должны переехать к нему на ферму. Наверное, они так и сделают, чтобы поторопить его с появлением внуков.
Эти добрые люди представления не имели о склонностях своего сына, и Манетт тут
Но куда мог податься Тим? Манетт вернулась в спальню мальчика, узнать, нашёл ли Фредди хоть какой-то след.
Похоже, он его действительно нашёл. Фредди продолжал копаться в ноутбуке Тима, но повернул его так, чтобы входящие в комнату не смогли увидеть монитор. Манетт решила, что это не к добру. Тем более что лицо Фредди было мрачным.
— Что такое? — спросила она.
— Фотографии. Они тут появились некоторое время назад.
— О каких фотографиях речь? — Манетт шагнула к стулу Фредди, который он тоже развернул так, чтобы видеть дверь.
Фредди вскинул руку:
— Тебе не нужно на них смотреть, дорогая.
— Фредди, что там?!
— Начинается всё довольно мягко, не более того, что можно увидеть в тех журналах, которые продаются в чёрных пакетах. Ну, ты знаешь, что я имею в виду. Обнажённые женщины, демонстрирующие определённые места своих тел, хорошо сделанные снимки… Мальчики любят такие вещи.
— Ты тоже любил?
— Ну… И да и нет. Мне скорее нравились фотографии груди. Красивые позы и всё такое. Но времена меняются, а?
— Ладно, а потом?
— Ну, первая подруга у меня появилась тогда, когда я был ещё слишком молод для подобного…
— Фредди, милый, я говорю о компьютере! Там есть что-то ещё? Ты сказал, что начинается всё мягко.
— Ох… да. Но потом уже идут снимки мужчин и женщин вместе, занятых… ну, ты понимаешь.
— Но это тоже вполне естественное любопытство, так?
— Согласен. Но дальше идут мужчины с мужчинами.
— Это из-за Яна и Кавеха? Может, потому, что он сомневается в самом себе?
— Всё может быть. Даже скорее всего. Тим мог пожелать разобраться. В себе, в них, вообще…
Но Фредди произнёс это таким мрачным тоном, что Манетт без труда поняла: это не всё.
— А что дальше, Фредди? — спросила она.
— Ну, потом начинаются фильмы. Живое действие. И актёры — или кто уж там снимался — меняются.
Фредди с силой потёр подбородок, и Манетт услышала шорох его щетины, и это напомнило ей, как всегда действовал на неё этот звук — успокаивал и расслаблял, — хотя Манетт и не могла бы объяснить, почему это так.
— Мне, видимо, следует спросить, как именно меняются действующие лица?
— Мужчины и мальчики, — ответил Фредди. — Очень молодые мальчики, Манетт. Лет десяти-двенадцати. А сами фильмы… — Фредди заколебался на мгновение-другое, потом наконец посмотрел прямо на Манетт, и в его глазах отразилась вся глубина его опасений. — Юные мальчики с немолодыми мужчинами, иногда наедине, но чаще группами. Я хочу сказать, мальчик всегда один, но мужчины… Там даже… боже, это просто невыносимо… там даже есть один пацан, которому на вид лет девять, не больше.