Вербально-поведенческий подход в АВА-терапии

Барбера Мэри

Скиннер изучал язык всесторонне, и в 1957 году опубликовал книгу «Вербальное поведение» [22] . Он неоднократно говорил, что эта книга наверняка станет его важнейшей работой (например, в публикации 1978 года [23] ). В «Вербальном поведении» Скиннер представил подробный поведенческий анализ того, что формирует речь. Эта книга важна, поскольку именно речь является наиболее значимым аспектом человеческого поведения. Речь позволяет нам общаться друг с другом, выражать свои чувства, уведомлять других о наших потребностях, устанавливать значимые отношения с людьми, реагировать на чужие реплики и лучше понимать окружающий нас мир. Речь формирует основу образования, накопления знаний и развития интеллектуальных

способностей, любых видов умственной деятельности и социального поведения. Если вкратце, речь является краеугольным камнем человеческого поведения. Нет ничего удивительного в том, что ребенок, не сумевший овладеть речью в типичной манере, в будущем неминуемо столкнется с серьезными трудностями в развитии и социальной адаптации.

22

См.: Skinner B. F. Verbal Behavior. – New York: Appleton-Century-Crofts, 1957.

23

См.: Skinner B. F. Reflections on Behaviorism and Society. – Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1978.

Задержки и нарушения развития речи суть главные отличительные признаки аутизма. Эти задержки и нарушения в дальнейшем оказывают прямое влияние на множество важных навыков, таких как интеллектуальное и социальное поведение. Таким образом, главным аспектом любой программы вмешательства, рассчитанной на аутичных детей, является как можно более раннее развитие коммуникативных навыков ребенка. У родителей ребенка, которому только что поставили диагноз «аутизм», голова идет кругом, потому что существует огромное количество профессиональных мнений о вмешательстве в речевое поведение. Порой родителям трудно бывает определить, какой метод или подход сработает в том или ином индивидуальном случае, и драгоценное время часто бывает потеряно. Анализ поведения в целом и скиннеровский анализ вербального поведения в частности смягчили эту проблему, обеспечив специалистов и родителей солидной методологией вмешательства в речевое поведение и оценки речевых навыков ребенка, за плечами которой десятилетия эмпирических исследований. Мэри – представитель постоянно растущего числа родителей и специалистов, открывших для себя значимость и мощь анализа поведения и скиннеровского анализа вербального поведения как руководства в ежедневном общении с аутичными детьми.

Основные прикладные компоненты скиннеровского анализа вербального поведения, или «вербально-поведенческого подхода» [24] , были разработаны в 1970-е годы в Университете Западного Мичигана под руководством доктора Джека Майкла [25] . Как бы то ни было, но речь сложна, и первые версии оценок вербального поведения и программ вмешательства были разработаны не для родителей, а скорее для специалистов, предварительно обученных поведенческому анализу. В течение последних 25 лет мы пытались сделать эти материалы более простыми для освоения, но временами это оказывалось сложно для тех из нас, кто глубоко увяз в бихевиористическом жаргоне и широко полагается на концептуальные инструменты поведенческого анализа при исследовании и обсуждении сложного человеческого поведения.

24

Verbal Behavior Approach (VBA).

25

Jack Michael.

Хотя основные принципы и процедуры, описанные в книге Мэри, не новы, ей удалось донести до читателя более внятные объяснения, примеры из жизни, а также провести читателей сквозь трудности данной программы помощи детям с диагнозом «аутизм». Читая эту книгу, родители и специалисты смогут немедленно применить описанный подход, будучи уверенными в поддержке со стороны хорошо устоявшейся сферы поведенческого анализа. Уникальная точка зрения Мэри как матери ребенка-аутиста позволяет читателям услышать рассказ о препятствиях, с которыми сталкиваются родители аутистов, от первого лица и проторить свой путь в лабиринте из «чудесных исцелений» и стратегий вмешательства. Мэри – профессиональная медсестра, а ее муж – доктор медицины. Они впервые узнали об анализе поведения, когда пытались помочь Лукасу, и сочли этот подход настолько действенным, что Мэри решила посвятить свою жизнь помощи другим семьям в изучении его методов. Она получила сертификат BCBA [26] , опубликовала эмпирическое исследование, посвященное вербально-поведенческому подходу, а теперь написала эту книгу, в которой излагается базис программы вмешательства в вербальное поведение.

26

Board Certified Behavior Analyst, англ. – сертифицированный аналитик поведения, консультант. – Примеч. изд.

Пошаговое описание процесса обучения детей-аутистов и детальные примеры, приведенные в этой книге, будут существенным вкладом в уже существующие материалы по прикладному анализу поведения и уходу за детьми с задержками и расстройствами речи. Книга преподносит большое количество сложного материала, но в легкой и захватывающей манере. Вне всякого сомнения, идея автора окажет большое влияние на будущее значительного числа детей-аутистов.

Марк Л. Сандберг,доктор медицинских наук,Конкорд, Калифорния

Введение

Уже более десяти лет я работала медицинской сестрой, когда мой муж-терапевт впервые высказал подозрение, что наш сын Лукас, – всего лишь 21 месяца от роду, – возможно, аутист. Я растерялась и рассердилась. Любая мать в подобных обстоятельствах повела бы себя так.

Если честно, тогда я почти ничего не знала про аутизм, и мне даже не могло прийти в голову, что мой первенец не идеален.

Что же подсказало мужу, что у нашего сына аутизм?

Он стал обращать мое внимание на то, что Лукасу игрушки совсем не интересны, но зато он постоянно смотрит телевизор, а временами, кажется, полностью погружается в свой собственный внутренний мир. А я отказывалась рассматривать такую возможность. Я оспаривала ее, ссылаясь на то, что Лукас заговорил, что он научился четко произносить с десяток слов, и это вполне нормально для ребенка младше двух лет. А еще он эмоциональный и приятный малыш.

Лукас не выглядел аутичным, и мои представления об этом недуге никак не вязались с моим сыном. Он не тряс головой. Не раскачивался в забытьи. Он не делал ничего, что я могла бы счесть нездоровым.

Когда мой муж впервые упомянул о возможности такой проблемы, я заявила ему, что он сошел с ума, раз завел разговор об аутизме. Я сказала, что Лукас не аутист и что я никогда, больше никогда не хочу слышать слово «аутизм».

Тогда я еще не знала, что не пройдет и года, как аутизм и различные методы его лечения завладеют всей моей жизнью.

Прошло совсем немного времени после нашего первого разговора про аутизм, и я вынуждена была признать, что довольно смутно представляю аутичные проявления у малышей. Мне пришлось согласиться, что мой муж-терапевт имеет больше возможностей сравнивать поведение Лукаса с поведением его сверстников.

Итак, слова моего мужа посеяли во мне сомнения, и я начала пристально наблюдать за попытками Лукаса (в том числе и неудачными) взаимодействовать с окружающим миром. Я всякий раз вспоминала об аутизме, когда Лукас совершал какой-нибудь странный поступок.

Когда он методично перекладывал игрушки из одной корзины в другую, я думала: а может быть…

Если он заигрывался с веревочкой, свисавшей со стула, я волновалась: а может быть…

Слово «аутизм» постоянно вертелось у меня в голове, но мое горячее желание видеть Лукаса здоровым заставляло меня закрывать глаза на правду. У Лукаса был аутизм. И тот факт, что я прятала голову в песок и отрицала это, не способствовал его выздоровлению.

Становилось только хуже.

Лукас отставал от своих сверстников в развитии речи, и это было очевидно. Когда ему исполнилось два с половиной года, дети из его дошкольной группы, подбегая к своим родителям, спрашивали, можно ли пойти в гости к другу, и говорили они об этом оживленно, законченными предложениями. Ровесники Лукаса уже разговаривали фразами и строили отношения с другими детьми, а моей целью оставалось научить Лукаса произносить слово «мяч». Тогда я поняла, что у меня нет другого выбора, кроме как перестать отрицать проблему на букву «А» и погрузиться в жизненные реалии моего сына.