Вердикт двенадцати (сборник)
Шрифт:
— Если не ошибаюсь, вы бы хотели, чтобы эта девушка дала показания? — спросил коронер, который пытался понять, чего требует возмущенная женщина.
— Видела ты или нет, как я мыла салат? — обратилась миссис Рода к своей юной помощнице, которая встала там, где сидела, прямо в зале.
— А как же, мэм, чисто-чисто, и еще мне показывали, как надо мыть и заправлять. Истинная правда, мэм.
Миссис Рода раздула ноздри и испепелила взглядом сержанта, который всем своим видом выражал раскаяние.
Непонятно, как мальчик наглотался ядовитой пыльцы, заявил коронер, подводя итоги дознанию, но это не должно влиять на решение присяжных. Вероятно, этот вопрос так и
Жюри вынесло вердикт: «Смерть в результате несчастного случая».
Два дня спустя Эдвард Гиллингем прочитал отчет о дознании в местной газете «Страж и вестник». Он с мрачным видом свернул газету и отложил в сторону. Ему предстояло принять крайне важное и затрагивающее его честь решение.
IX
Если он промолчит, может случиться судебная ошибка. Наверняка, конечно, не скажешь, но — может.
А вот открой он рот — и почти наверняка попадет в неприятное положение. Во-первых, придется признаться, что шарил по книжным полкам. Во-вторых, он волей-неволей навлечет на другого человека подозрение в самом страшном из преступлений: если его рассказ к чему и поведет, так только к обвинению в убийстве. И в довершение ко всему после того, как он признается в своем унизительном грешке и выступит с сенсационным разоблачением, ему, вполне вероятно, заявят, что вырезка не имеет ровным счетом никакого значения.
Может, и вправду не имеет?
Но стоило ему в этом себя уверить, как его начала преследовать мысль о недопустимости утаивания информации. Странное все-таки дело. Явно странное. Чем решительней он гнал от себя эту мысль, тем сильнее она его беспокоила. В конце концов он поступил так, как поступает в критическую минуту всякий разумный мужчина, — обратился за советом к женщине.
Элен слушала его очень внимательно, с выражением материнской любви на крупноватом материнском лице, не сводя с него пристального взгляда своих голубых глаз. Еще не закончив, он понял, что будет делать и что она ему скажет. Тем не менее он продолжал:
— …и вот, пока я ждал доктора Паркса — он ведь считал, что Филипп нисколько не заболел и поэтому я, вероятно, смогу провести занятия, — я начал перебирать и перелистывать книги, которых, судя по всему, давно уже не брали в руки. И в одной я нашел большую газетную вырезку.
Он замолчал.
— И долго она там пролежала? — спросила Элен, чтобы его подтолкнуть.
— Господи, откуда мне знать? Хотя нет, отвечу. Странно, что ты об этом спросила. Пролежала она, должно быть, не один день, потому что в книге на каждой из двух страниц успела образоваться вмятинка. Все равно не пойму, почему ты об этом спросила.
— Я и сама не знаю. Но о чем в ней хотя бы шла речь?
— Видишь ли, это не так-то просто объяснить. Прогляди-ка еще раз отчет в газете за нынешнюю неделю и скажи — что тебя больше всего в нем поражает? Я имею в виду обстоятельства смерти Филиппа.
— Не пойму, к чему ты клонишь, — ответила Элен, поморщив лоб от желания помочь Эдварду. — Дай подумаю. Значит, так: он умер от растительного яда, который можно найти в саду. Правда, никто не знает, каким образом мальчик его наглотался; непонятно, как такое вообще могло случиться. И все-таки это, должно быть, несчастный случай, ведь…
— Что «ведь»?
— А то, что никто не знал, что эта пыльца ядовитая. Поэтому никто и не мог нарочно ее использовать. Врачи и те не знали, а знаменитый эксперт сказал, что случаи такого отравления практически не встречаются.
— Это-то и плохо. Кто-то знал — и
— Ой! — произнесла Элен, побледнев, но ничего не добавила.
Эдвард продолжал:
— Как видишь, кто-то прекрасно знал, что именно происходит. Знал и молчал, предоставив старику Парксу молоть чепуху. И еще, понимаешь, никто и представления не имеет, как это Филипп случайно наглотался пыльцы. Не так уж это легко. Стол в столовой стоит далеко от окна, ветром ее никак бы не занесло, она вообще не могла попасть в комнату. Но кто-то мог накормить ею мальчика. И кто-то долго хранил эту вырезку, не знаю, с какой целью.
— Но зачем кому-то понадобилось убивать несчастного Филиппа?
— Не представляю, — развел руками Эдвард. — По-моему, в семье водятся деньги.
Элен страшно расстроилась.
— Ты влип, — сказала она, — но, конечно, придется идти признаваться. — Она немного подумала и, заметив, как он приуныл, добавила: — Хочешь, пойдем вместе?
Он хотел, и еще как, однако согласиться означало бы для него уронить собственное достоинство.
— Брось ты, — ответил он. — Не хватало еще, чтоб меня привели за ручку. Но я не знаю, как действовать. Не могу же я остановить первого попавшегося полисмена и сказать: «Эй вы!» Может, поехать в Эксетер и там обратиться к лорду-наместнику? [58]
58
Лорд-наместник — почетный титул номинального главы судебной и исполнительной власти в графстве.
— Не к лорду-наместнику, глупенький; к начальнику полиции. Я бы на твоем месте отправилась в ближайший город, то есть в Рэкхемптон, и обратилась бы к тамошнему начальнику. А есть еще сержант Ноулз… Кстати, он присутствовал на дознании. Почему бы не обратиться прямо к нему?
На том и остановились. Однако сержант Ноулз, выслушав всего несколько фраз, решил, что тут требуются чины повыше. Он отвез Эдварда Гиллингема к начальнику полиции мистеру Куперу Уиллсу, который, как ни странно, не был ни отставным военным, ни краснорожим грубияном, ни тупицей. Он поступил на службу тридцать пять лет тому назад с намерением стать профессиональным полицейским; он уверенно шел на повышение и на свой нынешний пост был назначен соответствующим комитетом, который исходил из двух посылок, не подозревая о том, что обе давно устарели. Комитет полагал, что полицию графства должен возглавлять опытный работник и что способных государственных служащих следует поощрять, выдвигая на посты по специальности. В кабинете у мистера Купера Уиллса находился инспектор Холли, его вероятный преемник; оба оказали Гиллингему радушный прием. Они ни единым намеком не выразили удивления по поводу его чрезмерной любознательности, напротив, похвалили за гражданское мужество. Через минуту от его скованности не осталось и следа.