Вердикт
Шрифт:
Когда судья Харкин объявил перерыв, Pop сообщил суду, что доктор Фрике останется в зале до конца дня.
Обед уже ждал присяжных, его подавал сам мистер О’Рейли, который принес свои искренние извинения за то, что случилось накануне.
— Бумажные тарелки и пластмассовые вилки? — сказал Николас, когда присяжные рассаживались за столом. Сам он не сел. Мистер О’Рейли посмотрел на Лу Дэлл.
— Ну и что? — спросила она.
— А то, что мы специально оговорили, что хотим есть на настоящих тарелках и пользоваться настоящими вилками. Разве не так? — Голос его начинал звенеть, и некоторые присяжные смущенно отвернулись. Они просто хотели есть.
— Что плохого в бумажных тарелках? — нервно спросила Лу Дэлл, ее челка затряслась.
— Они
И заказывают хорошую еду из весьма богатого меню. Вот что меня бесит. А мы, присяжные, самые главные действующие лица этого проклятого процесса, торчим здесь взаперти, словно первоклашки, ожидающие, пока им принесут печенье с лимонадом.
— Эта еда очень хорошая, — сказал в свое оправдание мистер О’Рейли.
— Думаю, вы немного преувеличиваете, — заметила, обращаясь к Николасу, миссис Глэдис Кард, чопорная маленькая дама с седыми волосами и сладким голосом.
— Тогда ешьте свой мокрый сандвич и не вмешивайтесь, — весьма грубо огрызнулся Николас.
— Вы что, каждый раз за обедом собираетесь валять дурака? — обратился к Николасу Фрэнк Херрера, отставной полковник откуда-то с Севера. Херрера был невысок, но осанист, с маленькими ручками и, как выяснилось, собственным мнением по любому поводу. Он один по-настоящему огорчился из-за того, что не его избрали председателем жюри.
Джерри Фернандес уже окрестил его Наполеоном. Наполеоном для бедных. Или Полковником Замедленного Действия.
— Вчера вы, кажется, не возражали, — парировал Николас.
— Давайте есть. Я умираю от голода, — сказал Фернандес, разворачивая свой сандвич.
Несколько присяжных последовали его примеру. Над столом поплыл запах жареных цыплят и чипсов. Поставив на стол коробочки с салатом-пастой, мистер О’Рейли сказал:
— Я с удовольствием принесу в понедельник настоящие тарелки и вилки. Никаких проблем.
— Благодарю вас, — тихо сказал Николас и сел.
Дело не представляло особой сложности. Двое друзей разработали детальный план во время обеда в клубе “21” на Пятьдесят второй улице, длившегося три часа. Лютер Вандемиер, сотрудник администрации “Трелко”, и его бывший протеже Лэрри Зелл, работавший теперь в “Листинг фудз”, в общих чертах обговорили его по телефону, теперь им надо было встретиться наедине, чтобы уточнить все без чужих ушей. Вандемиер изложил тревожные события, случившиеся в последние часы в Билокси, не скрывая своей озабоченности. “Трелко”, конечно, не была непосредственной ответчицей, но под угрозой оставалась вся табачная индустрия, и Большая четверка стояла насмерть. Зелл это знал. Он работал на “Трелко” семнадцать лет и давно возненавидел всех судейских адвокатов.
В Пенсаколе существовала небольшая компания продовольственных магазинов “Хэдли бразерз”, которая только что случайно приобрела несколько магазинов на побережье штата Миссисипи. Один из них находился в Билокси, и его управляющим был сообразительный чернокожий по имени Лонни Шейвер. Лонни Шейвер как раз оказался членом жюри присяжных там, в Билокси. Вандемиер хотел, чтобы “Суперхаус”, гораздо более крупная торговая компания Джорджии и Каролины, за любую цену купила “Хэдли бразерз”. А “Суперхаус” была наряду с двадцатью или около того другими торговыми компаниями подразделением “Листинг фудз”. Это будет небольшая сделка — люди Вандемиера провели их уже немало, — которая обойдется “Листинг фудз” не более чем в шесть миллионов. “Хэдли бразерз” — компания частная, поэтому сделка останется
Никаких подозрений возникнуть не должно. “Листинг” и “Трелко” ничего общего между собой не имеют. “Листинг” давно владеет множеством других торговых сетей. “Трелко” официально не вовлечена в тяжбу. Просто дружеский уговор между двумя старыми приятелями.
Позднее, разумеется, нужно будет перетряхнуть персонал “Хэдли бразерз” — обычная перестройка, сопровождающая любую смену владельца или новацию, как это ни назови. Вандемиер передаст Зеллу кое-какие инструкции, которые следует спустить по цепочке, чтобы требуемое давление достигло Лонни Шейвера.
И сделать это нужно быстро. Предполагается, что суд продлится всего четыре недели. Через несколько часов первая из них уже истечет.
Вздремнув немного в своем кабинете в центре Манхэттена, Лютер Вандемиер позвонил в Билокси и оставил сообщение для Рэнкина Фитча: перезвонить ему в Хэмптонз после выходных.
Офис Фитча находился в задней части пустовавшего магазина грошовой лавки, закрывшейся много лет назад. Арендная плата была невелика, места для парковки машин — полно, никто не обращал внимания на этот дом, и находился он в двух шагах от суда. В офисе было пять больших комнат, наспех отделанных некрашеными фанерными панелями. На полах все еще лежала свежая стружка. Мебель, очень дешевую, взяли напрокат, она состояла в основном из складных столов и пластмассовых стульев.
Флуоресцентные лампы излучали яркий свет. Внешнюю дверь укрепили и оборудовали надежной сигнализацией. Два вооруженных охранника несли круглосуточное дежурство.
Если на отделку помещения затратили копейки, то на оборудование ничего не пожалели. Все было уставлено компьютерами и мониторами. По полу везде беспорядочно тянулись провода от факсов, ксероксов и телефонов. Фитч располагал новейшими достижениями техники и специалистами, умевшими ими управлять.
В одной из комнат на стене висели большие фотопортреты пятнадцати присяжных. У другой стены стояли принтеры. К третьей была прикреплена огромная таблица. Один из сотрудников как раз вносил какие-то новые сведения в графу “Глэдис Кард”. В заднюю комнату, самую маленькую, сотрудникам низших рангов вход был заказан, хотя все знали, что в ней происходит. Дверь автоматически запиралась изнутри, и ключ от нее имел только Фитч. Это была просмотровая, без окон, с огромным экраном на стене и полудюжиной удобных кресел. В пятницу вечером Фитч с двумя экспертами сидели там в темноте, уставившись на экран. Эксперты предпочитали не вступать в разговоры с Фитчем, и Фитч, похоже, тоже не был расположен к беседе. Полная тишина.
Съемка производилась камерой “Юмара XLT-2”, крохотным аппаратом, умещавшимся где угодно. Диаметр объектива — полдюйма, вес камеры — менее фунта. Благодаря искусству одного из мальчиков Фитча она находилась сейчас в потрепанном коричневом кожаном кейсе, стоявшем в зале суда на полу под столом адвокатов защиты, за ним бдительно наблюдал Оливер Макэду, вашингтонский адвокат — единственный чужак, выбранный Фитчем заседать вместе с Кейблом и остальными. В обязанности Макэду входило вырабатывать стратегию, улыбаться присяжным и снабжать Кейбла документами. Истинная его задача, о которой знали лишь Фитч и несколько его сотрудников, состояла в том, чтобы каждый день приходить в зал заседаний вооруженным для боевых действий всевозможными приспособлениями, в том числе двумя большими, абсолютно одинаковыми коричневыми кейсами, в одном из которых находилась видеокамера, и садиться приблизительно на одно и то же место. Каждое утро он первым из адвокатов защиты появлялся в зале, ставил чемодан так, чтобы объектив оказался направленным на ложу жюри, затем быстро звонил Фитчу по сотовому телефону.