Верхняя Москва. Русский блицкриг
Шрифт:
Богуслав сделал паузу. Олег, очевидно, задумался о войне против Китая, сразу натолкнувшись на проблему недостатка информации о враге. Кривицкая напряженно соображает – она использовала сосунка для инфильтрации к противнику или он ее, нуждаясь в организационной поддержке в Шанхае? Лишь мысли Милославы загадочны. Княжич продолжил:
– Предлагаю не торопиться с выводами. Не возражаю против удара по Китаю, но нужно хотя бы разведать силы и возможности их армии и флота. Госпожа Вероника, полагаю, сможет им организовать неприятности наверху. Для очистки совести выдвинуть
– Не согласятся. Такого ущемления суверенитета ни одна страна не перенесет. А тут – империя, которая считает, что ей три тысячи лет. Война неизбежна, – заключил командующий.
Они совещались около часа, когда княжич почувствовал, что исчерпались вопросы, которые регенты готовы обсуждать в присутствии Вероники. Вежливо выпроводив ее, заодно и Грабко, Богуслав опустился в кресло напротив любимого отцовского, которое облюбовала Милослава.
– Какое-то время на разнюхивание о делах в Китае у нас есть. По крайней мере, там не видно ни тотальной мобилизации, ни иных признаков подготовки к нападению на Русь. По морю далеко, сухопутной границы между нами нет. Буферный Кыргызстан, некогда «великий», чьи правители со страху готовы носить нам тапочки в зубах, не посмеет помочь императору. Так что, дорогая тетушка, займемся делами насущными. – Княжич с кривой улыбкой глянул на нее. – В Москве я встретился наконец с Ярославом.
Она знала про странные телефонные разговоры. Тем не менее испытала настоящее потрясение.
– Точно он? Прости, я знаю твои магические таланты. И все же… Звонок мог быть мистификацией, но личная встреча – иное. Аура его?
– Точнее не бывает. Но изменился и вниз не спешит. Поэтому, полагаю, ничто не переменилось в государстве – взрослеть и править предстоит Радиславу.
– Понятно. – Она справилась с волнением, наклонилась вперед и положила ладонь поверх его руки. – А мама?
– Мне говорят – есть проблемы. И отец, и Борис так сказали. Насколько я разобрался, непреодолимые. Мне горше всех об этом говорить. Но ее больше нет, ни в каком виде.
Богуслав отстранился. Сидеть так, давая утешать себя старшей родственнице, значит демонстрировать слабость. Он взрослый. Он справился со свалившимися невзгодами и преодолеет грядущие. Не нужно жалеть! Но за сочувствие спасибо.
– Правильно, что отправил Олега. Тот бы сразу пытался связаться и спрашивать советы у Ярослава касательно китайской войны.
Княжич потер лоб любимым жестом. У немолодого генерала проснулась бы привычка смотреть на указующий перст! Зря.
– Отец не собирается вмешиваться в управление страной. Решения принимать самим. И отвечать за них тоже. Поэтому – по обычной схеме. Заброска и внедрение агентуры, наблюдение с орбиты, сетевой хакинг, подключение МОССАД и прочих коллег.
– Правильно! – Милослава коснулась сенсора селектора. – Немедленно распоряжусь.
Отбарабанив серию команд, она продолжила о наболевшем.
– Сколько лет с живу с Олегом. Хороший, правильный, верный. И такой недалекий. Знаешь, он лично тебе предан больше, чем Радиславу, на уровне инстинктов.
– Но ты с ним счастлива?
– В общем, да. Но, как ни гнусно говорить это о человеке, тем более о муже, он порой напоминает мне туповатого сенбернара, которому суждено постареть и умереть гораздо быстрее, нежели хозяйке. Ярослав был куда более счастлив с твоей мамой. Но есть пример Ляле, так что моя судьба – не самая печальная.
– Тетя, ты такая молодая!
– Да, лет сто-полтораста проживу после него. Может, найду кого, но при живом муже о том даже думать не хочу. Грех перед Родом. Ладно, хватит копаться в моей личной жизни. У нас уникальная ситуация. По уровню диалога с глобами ты превзошел всех, о ком я слышала. Сама привыкла считать Рода богом… Да и сейчас. Скорее, правда, по инерции. Но ты полез в сферы, где опасно. Смерть Гюль и странная трансформация Ярослава тому доказательство.
Что тут возразить? Риск превращается в привычное дело. Отец тоже так жил, и к чему это привело… Княжич поднялся с кресла и, сделав пару шагов, прижался лбом к стеклу балкона. Там – изгиб Москвы-реки, такой памятный с детства, июньская жара. Неизменная картина из окна как символ, что в мире сохраняются незыблемые вещи. А люди меняются быстро и основательно.
– Если ты считаешь, что в нижнем мире тебе ничто особо не угрожает, хотела просить тебя съездить в Тверскую аномалию. Хочу, чтобы ты сам прочувствовал изменения. Потом сравним выводы. Только возьми сопровождение.
– Да, тетя. Хоть сейчас.
Кортеж долетел до Твери за час с небольшим. Вечерело, но в июне долгие дни. Богуслав выбрался из лимузина, махнув охране остаться. С собой прихватил Марию.
– Вы раньше заходили внутрь?
– Да, ваша светлость.
– Просто Богуслав. Мы не во дворце.
– Тогда пошли.
Граница аномалии отстояла от тверских городских окраин на каких-то пять-семь километров. Из-под еловых крон, которые засыпали подлесок иголками, хрустящими под ногами, они выбрались к краю Зоны.
«А мы – сталкеры», – печально пошутил про себя княжич.
Резко, без малейшего перехода – вместо зеленого леса потемневшие голые стволы, лысые кусты, пожухлая трава. Оттуда не доносится ни малейшего энергетического всплеска, будто пейзаж из камня и к нему не прикасалась человеческая рука. Даже простейшего статического электричества не чувствуется, обычно кое-как видимого в магическом диапазоне.
– Мне тоже жутко. А как границу переступаешь, ощущение тем более не из приятных. – Мария поежилась.
– Ничего не могу сказать. Меня отсюда вывозили практически овощем. Ладно, хватит загорать. Вперед!
Углубившись в мертвый лес шагов на десять, Богуслав обернулся.
– Вы давно были наверху?
– В молодости, лет семьдесят тому… Не может быть!
– А я – в этом месяце. Будто переход прошли.
Что же – под ногами материальный мир, а выбросило где-нибудь в тайге? Нет. Вон – раздвоенная сосна, половинка зеленеет себе, а попавшая в Зону часть сдохла и потемнела. То есть пара сталкеров по-прежнему в Тверской губернии, в изуродованной ее части.