Верхом на атомной бомбе
Шрифт:
– Несколько дней назад я получил из Германии информацию, которую можно трактовать как подготовку теракта. Его объект – груз урановых стержней, отправляемый на переработку и захоронение в Россию. Сразу оговорюсь: информация поступила по совершенно случайным каналам, содержала в себе лишь субъективные подозрения и, безусловно, нуждалась в тщательной проверке.
– И что дала проверка?
– А проверка, господин президент, не то что не закончена – мы не имеем даже сведений о ее начале!
– Загадками говоришь, Владимир Викторович.
– Дело в том, что первоначальная информация
Лицо президента посуровело, он с шумом выдохнул воздух:
– Ты знаешь, что я никогда не вмешивался в дела этой… этого… подразделения. Оно было и до меня. Досталось, так сказать, по наследству. О некоторых ее заслугах я знаю от тебя как куратора этой Команды, не отрицаю их, но меня всегда как-то напрягало существование такого «тайного ордена». Я даже не знаком с их персоналом, разве что…
– Да. И сейчас речь как раз о нем, о журналисте Талееве.
– Он разве в Германии?
– Был в России. А сам источник – это его друг капитан 2-го ранга Редин…
– Я помню этого человека. Дело в Северодвинске, да?
Куратор кивнул:
– Вот он как раз в Германии, в роли нашего инспектора по ядерным отходам. А сейчас сопровождает этот груз в Санкт-Петербург. От него и поступила информация к Талееву. Журналист вылетел для ее проверки, и больше от него мы пока не имеем никаких сведений.
Алексахин не посчитал нужным информировать президента о задержании Талеева в мюнстерском аэропорту: это было единственное короткое сообщение, полученное им от своего агента, которого он послал по следам Талеева, и Куратор намеревался еще уточнить некоторые детали.
– А как ты сам, Владимир Викторович, оцениваешь вероятность теракта?
– Как весьма высокую. А теперь, после звонка госпожи Меркель, даже не сомневаюсь, что кризис уже разразился. Но, поскольку мировые СМИ молчат, предполагаю, что пока правительство Германии контролирует ситуацию. То есть выполняет требования террористов. Об этом, думаю, и хотела сказать канцлер, но так и не решилась.
– Очень похоже. Но пока у нас нет повода вмешиваться ни словом, ни делом.
– Вот как раз для таких случаев и была создана Команда. Хотя… – и помощник надолго замолчал.
Президент внимательно наблюдал за ним, не произнося ни слова.
– Хотя, как сказали бы сейчас, в этом заложена двойная мораль. То, что не может, не хочет или даже стыдится делать государство, от чего открещивается, против чего официально выступает, – все это взяла на себя Команда. Мы сами поставили ее по ту сторону добра и зла, убрали барьеры общественной морали, нравственности, добропорядочности. И они воспитали свою мораль, свои представления о чести. Знаете, господин президент, почему я сейчас говорю все это? Потому что я – только Куратор, а цели, способы и средства они выбирают сами. Но я знаю их лучше любого другого. Каждый из них – это самодостаточная боевая суперподготовленная единица, способная функционировать, наверно, даже в безвоздушном пространстве и решать задачи, невозможные для целого отряда спецназа.
– Вы впервые говорите мне такие страшные вещи…
– Потому что предполагаю – да что там, практически уверен, – что Талеев вмешается в события. Его внутренний кодекс не позволит остаться в стороне, когда в опасности оказывается преданный друг. Ему по большому счету наплевать и на радиоактивный груз, и на мировой терроризм, и на всю Германию, как и на весь мир. Возможно, он победит, но своими действиями, безусловно, спровоцирует террористов на крайние меры.
– Крайними мерами ты называешь подрыв судна с грузом?
Куратор кивнул.
– Значит, все усилия германского руководства пойдут прахом из-за вмешательства Талеева, чтобы спасти одного человека – Редина?
Куратор кивнул дважды.
Президент встал и, не говоря ни слова, направился к двери. Еще раз оглянувшись на своего помощника с порога, он, так и не раскрыв рта, вышел из кабинета. Алексахин еще долго смотрел в сторону аккуратно прикрытой двери. Он хорошо изучил привычки своего шефа: даже с близкими, проверенными людьми президент никогда не делился всей информацией и никогда не принимал мгновенных, импульсивных решений.
Телефонный аппарат цвета слоновой кости с наборным крутящимся диском зазвонил через десять минут. Владимир Викторович Алексахин снял трубку и тут же услышал знакомый голос:
– Останови его. Любыми способами.
Послышались короткие гудки. Помощник вернул трубку на место. Его лицо не отражало никакой реакции на услышанное. Облегчение теплой волной растекалось внутри, охватывая последовательно гортань, пищевод, желудок, даже ступни ног.
«Качественные семена, брошенные в нужное время в необходимое место, дают правильные всходы».
Это был карт-бланш.
Германия, земля Северный Рейн – Вестфалия
Сведения, полученные от хакера в Мюнстере, и расчеты Алексеевой оказались верными. Сильно тонированную автомашину «Ауди» с телохранителями Карла и журналистом Талеевым Гюльчатай и Толя нагнали через полтора часа утомительной, изматывающей гонки километрах в тридцати от Ахауса. Попытаться взять ее на скоростной трассе было слишком опасно, главным образом для «вынужденного» пассажира, поэтому друзья пристроились на безопасном расстоянии сзади, чтобы, контролируя ситуацию, мгновенно воспользоваться любым удобным случаем для атаки и захвата.
Такой случай подвернулся через десять километров. Идущая впереди на большой скорости «Ауди» вдруг резко сбавила ход, свернула к автозаправочной станции в полусотне метров от трассы и остановилась около одной из раздаточных колонок. Толя, сидевший за рулем внедорожника, затормозил метрах в десяти позади машины террористов. Сейчас водитель выйдет, и можно начинать…
Но произошла накладка. Из машины никто не вышел, лишь слегка опустилось боковое стекло и раздался пронзительный призывный свист. Тут же из небольшого одноэтажного строения, в котором размещались касса, лавка запчастей и продовольственный прилавок с двумя круглыми столиками, выскочил юноша в униформе работника станции и трусцой направился к «Ауди». Он наклонился к приоткрытому окну, внимательно выслушал водителя, спрятал в нагрудный карман комбинезона несколько купюр и такой же трусцой двинулся к ближайшей заправочной колонке.