Верить в себя

Стил Даниэла

Все эти соображения и заставляли ее снова и снова возвращаться к компьютеру, к воспоминаниям, к Шону. Она была уверена, что писать о нем будет проще всего. «Мир» и «покой» — вот какие слова приходили Кэрол на ум каждый раз, когда она думала о Шоне. Он был человеком щедро одаренным в душевном плане — любящим, мудрым, справедливым. С самого начала он принес в ее жизнь спокойствие и порядок, и уже вместе они без труда заложили прочный фундамент своей совместной жизни. Шон никогда не стремился главенствовать или безраздельно владеть ею. Со стороны могло показаться, будто их жизни вовсе не соприкасаются, и это действительно было так или почти так. Они сознательно не вмешивались в дела друг друга, точнее — не навязывали друг другу своей воли и не лезли с советами, которые невозможно исполнить. По жизни они шли рука об руку, и эта жизнь была такой светлой и радостной, что даже смерть Шона выглядела так, словно он не исчез навсегда, а просто перебрался в иное измерение, в другое пространство бытия, поэтому Кэрол не могла его видеть. Влияние, которое он всегда оказывал на нее, было таким мощным, что она еще долгое время продолжала ощущать рядом его присутствие. В смерть Шона она поверить просто не могла. Да и сам он воспринимал то, что неизбежно должно было с ним случиться, как переход

в новую жизнь, как возможность увидеть и узнать что-то удивительное и новое. Шон был таким всегда; что бы ни случалось с ним в жизни, с чем бы ни довелось ему столкнуться, из всего он умудрялся извлечь урок. Даже собственная смерть стала для него еще одним непройденным опытом, еще одной стороной бытия, узнать которую он смог только сейчас. С тех пор как он умер, прошло уже два года, но Кэрол все еще скучала по нему. Ей не хватало его смеха, его голоса, его блестящих умозаключений и тонких шуток, не хватало их долгих вечеров вдвоем и неспешных прогулок вдоль побережья, когда они чаще всего не произносили ни слова, ведя безмолвный, но понятный им разговор. Все это осталось в прошлом, но и теперь Кэрол не оставляло ощущение, что Шон не покинул ее, что он по-прежнему находится где-то рядом и его незримое присутствие осеняет каждый день ее жизни. Так она чувствовала себя, пока он был жив, и точно так же Кэрол чувствовала себя сейчас. Их встреча, произошедшая десять лет назад, стала для нее настоящим подарком судьбы, хотя они и прожили вместе сравнительно недолго. Другого такого человека не было, наверное, в целом свете. Уже стоя одной ногой в могиле, Шон думал не о собственной неизбежной кончине, а о ней, о Кэрол; стараясь облегчить грядущее расставание, он не уставал напоминать ей о том, как много она должна успеть сделать. Написать книгу и вернуться в кино — такова была ее задача на ближайшее время, и Кэрол не имела ничего против этого плана. Она верила, что сможет его исполнить. Ее короткие рассказы Шону всегда нравились; кроме того, за несколько лет совместной жизни она посвятила ему несколько десятков стихотворений, которыми он очень дорожил. Примерно за полгода до его смерти Кэрол перепечатала их набело и отдала в переплет. С этой книгой Шон не расставался до самого конца, снова и снова перечитывая дорогие его сердцу строки. Кэрол была уверена, что и сейчас для нее не составит труда написать короткий рассказ или стихотворение, но всерьез засесть за большую вещь у нее никак не получалось. Сначала ей не хватало времени, потому что заболел Шон и она сама ухаживала за ним. Ради этого она сделала годовой перерыв, отказываясь от всех контрактов, чтобы выхаживать его после курса химиотерапии. Последние несколько месяцев она тоже провела с ним. Шону было очень плохо, но он держался молодцом. Буквально за день до его смерти они в последний раз отправились на прогулку вдоль пляжа. Шон очень ослаб и не мог идти долго; он часто присаживался отдохнуть, и Кэрол тоже опускалась рядом с ним на песок. Как и всегда, они почти не разговаривали — только держались за руки и смотрели на горизонт, где над океаном догорал узкой полоской закат. Когда погас последний луч солнца, Шон беззвучно заплакал, и Кэрол почувствовала, что по ее щекам тоже текут слезы. Они оба знали, что конец уже близок.

На следующий день Шон умер у нее на руках. Перед смертью он не мучился — лишь в последний раз взглянул на нее и чуть слышно вздохнул. Потом глаза его закрылись, и Шона не стало. Можно было подумать, он уснул — такой мирной и безболезненной была его кончина. Он принял смерть покорно, без борьбы; должно быть, поэтому Кэрол почти не чувствовала горя, когда вспоминала его. К тому, что Шон уйдет, она была внутренне готова, насколько вообще можно подготовиться к подобному событию. Да и сам Шон знал, что конец его близок. Когда его не стало, Кэрол словно окутала звенящая пустота, которую она ощущала до сих пор. Эту-то пустоту она и попыталась заполнить, копаясь в себе и своих чувствах. Книга, которую она наконец начала, должна была помочь ей в этом. Желание ее не иссякло, напротив — стало сильнее, превратившись в потребность, да и Шон всегда верил в ее способности и талант. Единственное, чего боялась Кэрол, это обмануть его ожидания. Шон — пока он был жив — служил для нее неиссякаемым источником вдохновения и уверенности; он дарил ей спокойствие, радость, душевное равновесие, но с его смертью она всего этого лишилась. Вновь обрести почву под ногами оказалось невероятно трудно, должно быть, поэтому она так безнадежно застряла на первых же главах, но работы не бросила.

Кэрол нисколько не жалела, что за последние три года не снялась ни в одном фильме. Всю жизнь она работала, не жалея себя, поэтому еще до того, как заболел Шон, у нее начали появляться мысли об отдыхе, о перерыве. Кроме того, Кэрол казалось, что небольшой отдых поможет ей по-новому оценить и переосмыслить все, что она уже сделала, и, когда она вернется в кино, ее работы приобретут иное, более высокое качество. За свою кинокарьеру Кэрол снялась в нескольких очень интересных лентах, которые были признаны классикой Голливуда; не отказывалась она и от ролей в коммерческих фильмах, и картины с ее участием неизменно становились настоящими хитами проката. Любому другому человеку этого было бы вполне достаточно, чтобы почивать на лаврах до конца жизни, но Кэрол всегда отличалась повышенной требовательностью к себе и к окружающим. Теперь, когда она достигла определенного уровня, ей хотелось привнести в свою актерскую игру что-то новое — нечто, чего в ней раньше не было. Глубина постижения образа — вот как это называлось, и Кэрол отлично понимала: чтобы перейти на новый качественный уровень, ей, помимо таланта, понадобится весь ее жизненный опыт и вся ее житейская мудрость, которые, к сожалению, приходят к большинству людей лишь с возрастом.

Кэрол не считала себя старой. Просто годы, прожитые ею с тех пор, как она узнала о смертельной болезни Шона, окрасили ее жизнь неведомыми ранее переживаниями и тревогой за близкого человека. Они научили ее мудрости и смирению, с которыми она приняла неизбежное. Все это непременно должно было отразиться на ее игре, и Кэрол с нетерпением ждала возможности взяться за новую серьезную роль. Но сначала она должна закончить книгу! Задуманный роман представлялся ей чем-то вроде символа — символа освобождения или, может быть, зрелости. Только написав его, Кэрол смогла бы почувствовать себя окончательно сформировавшейся женщиной, одержавшей победу над обстоятельствами и призраками прошлого. Столько лет она изображала других женщин — настала пора явить миру подлинную себя! Она должна начать новую жизнь, которая не будет зависеть от того, какой ее представляли — или воображали — другие люди. Что ж, отныне она принадлежит только себе и сумеет стать такой, какой ей хотелось быть.

В ее жизни было время — и Кэрол хорошо его помнила, — когда она принадлежала мужчине как какая-то вещь, но оно закончилось еще до того, как она повстречала Шона. Он, к счастью, оказался не таким, как большинство мужей-собственников. Шон и Кэрол были свободные души и, даже сойдясь вместе, относились друг к другу с уважением и не остывающей любовью. Их жизни текли как бы параллельно, не переплетаясь и не пересекаясь, в полном соответствии с законами равновесия и гармонии. А ведь сначала Кэрол боялась, что, как только они поженятся, начнутся проблемы: что Шон захочет «владеть» ею и в конце концов они оба станут в чем-то ограничивать и стеснять один другого. К счастью, этого не произошло. Еще в самом начале их совместной жизни Шон пообещал, что никогда не посягнет на ее независимость и свободу, — и сдержал слово. Теперь Кэрол вспоминала восемь прожитых с ним лет как сказочный сон, как чудо, как нечто уникальное и неповторимое. Ни с кем другим подобное было бы невозможно. Шон был единственным в своем роде.

Должно быть, поэтому Кэрол не могла и представить, что снова кого-то полюбит или еще раз выйдет замуж. Она была убеждена, что ни один мужчина в мире не сможет сравниться с Шоном. Кроме того, она продолжала думать о нем, как о живом; ей не хватало его, но она его не оплакивала. Любовь Шона по-прежнему наполняла ее до краев, согревала душу, поэтому даже без него Кэрол продолжала чувствовать себя счастливой. В их отношениях не было ни боли, ни мук, хотя, как и все супружеские пары, они время от времени спорили и даже ссорились. Но и самые темные тучи уносились прочь, как быстрая летняя гроза, снова проглядывало солнышко, и они принимались смеяться над тем, как вели себя всего несколько минут назад. Ни Шон, ни Кэрол не были злопамятны, и размолвки не оставляли в их душах никакого следа, никак не сказываясь на их отношениях.

На протяжении всех восьми лет супружества Кэрол и Шон оставались нежными любовниками и добрыми друзьями. Когда они познакомились, ей уже исполнилось сорок, а ему было тридцать пять, однако, несмотря на такую разницу в возрасте, Шон во многих отношениях стал для нее примером для подражания. Карьера Кэрол по-прежнему была на подъеме: она снималась сразу в нескольких фильмах, хотя и считала это не совсем разумным. Согласие на съемки Кэрол давала скорее по привычке, так как на протяжении многих лет вела именно такую жизнь — жизнь звезды, которая принадлежит не столько себе, сколько зрителям, жаждущим ее появления в новых лентах. Лишь за пять лет до встречи с Шоном Кэрол вернулась из Франции в Лос-Анджелес с намерением проводить больше времени с собственными детьми, но ей это удавалось плохо. Продюсеры рвали ее на части, предлагая принять участие в очередном многообещающем проекте, да и самой Кэрол бывало порой трудно отказаться от какой-нибудь особенно яркой роли. Какие там дети! За пять лет после возвращения из Франции у Кэрол не было ни одного романа. На это у нее просто не хватало времени, да и особого желания выстраивать с кем-то долговременные отношения она не испытывала. Кэрол, конечно, встречалась с мужчинами, но это был просто флирт — непродолжительный и несерьезный. Да и поклонниками ее были в основном коллеги — сценаристы, режиссеры, продюсеры, а также представители других творческих профессий — музыканты или архитекторы. Все они были интересными мужчинами, но ни в одного из них она так и не влюбилась. Кэрол совершенно искренне считала себя неспособной полюбить кого-то по-настоящему, и только появление Шона изменило все.

Они встретились в Голливуде, на конференции, посвященной текущим проблемам и тенденциям киноиндустрии. На этой конференции оба выступали с докладами о современных фильмах; это и послужило поводом для знакомства. А потом все завертелось… Кэрол никогда не смущало, что Шон был на пять лет младше — ни для нее, ни для него возраст не имел значения. Главным, что оба они ощутили практически сразу, было удивительное родство душ, настроенность на одну и ту же волну. Всего через месяц после знакомства они вместе отправились на уик-энд в Мексику, а еще три месяца спустя Шон переехал к Кэрол, чтобы остаться навсегда. Через полгода они поженились. Инициатива в данном случае исходила от Шона — он убедил ее, что так будет лучше для обоих, и оказался прав, хотя поначалу Кэрол была настроена против. Ей казалось, что специфика их работы может привести к семейным конфликтам, что плачевным образом отразится на браке, к тому же когда-то Кэрол уже была замужем и не хотела во второй раз наступать на те же грабли. Но Шон пообещал, что все будет хорошо, она поверила — и не разочаровалась. Их союз оказался настолько близким к идеалу, насколько это вообще возможно.

В то время дети Кэрол жили с ней, и это было для нее еще одной причиной для беспокойства. Но волновалась она напрасно. Шон, у которого не было своих детей, обожал ее сына и дочь. Общего ребенка они решили не заводить — обоим казалось, что они слишком заняты, и им элементарно не хватит времени, чтобы растить и воспитывать малыша. Всю свою любовь и нежность они отдавали друг другу, оберегая свой неправдоподобно счастливый брак. Когда они поженились, дети Кэрол были подростками, и именно поэтому она в конце концов решилась оформить свои отношения с Шоном официально. Во-первых, Кэрол хотела дать понять детям, насколько серьезны их с Шоном отношения, впрочем, Энтони и Хлоя были целиком и полностью за. Шон им нравился, они хотели видеть его как можно чаще, и он не обманул их ожиданий, став для обоих добрым другом и заботливым отчимом.

Теперь Энтони и Хлоя выросли и жили самостоятельно. Кэрол подчас жалела об этом — и тут же обвиняла себя в родительском эгоизме. Жалеть, по большому счету, было не о чем. Хлоя закончила Стэнфорд и поступила на первую в своей жизни работу — она была ассистентом заместителя редактора отдела аксессуаров в модном лондонском журнале. Денег эта работа приносила немного, но считалась весьма престижной. Кроме того, Хлое явно нравилось помогать стилистам, устраивать фотосессии, исполнять разнообразные поручения и числиться сотрудником британской редакции «Вог». Полезный опыт она все же приобретала, и Кэрол надеялась, что в дальнейшем ей это пригодится. Природа наделила Хлою яркой, как у матери, внешностью, и она легко могла бы стать фотомоделью, но девушка предпочла иную стезю, к тому же Лондон пришелся ей по душе. Хлоя была общительной и остроумной девушкой, и ей очень нравилось встречаться с самыми разными представителями британского высшего общества и богемы, чего требовала ее работа. Конечно, она скучала по матери, но ей было достаточно общения с Кэрол по телефону.