Верлибр
Шрифт:
и накормит им человека, который ел мясо только по праздникам
и при этом приносил в жертву
тех беззащитных тварей, что жили рядом с ним.
Человек изучит живую жизнь до последнего гена
и подарит долголетие человеку, деды которого не доживали до 40 лет.
Человек расчленит материю на субатомные частицы,
вывернет наизнанку внутренности звёзд и чёрных дыр
и расскажет о тайне происхождения вселенной
человеку,
создавших человека из кучки пыли.
Человек научит человека, как править самим собой
и не отдаваться под власть лицемеров и людоедов,
бессменных императоров, самоизбранных самозванцев.
Вот -- человек, которому я завидую.
А больше я никому не завидую.
Вот -- человек, в которого я верю.
А больше я ни во что не верю.
ЧЕЛОВЕК ДВАДЦАТЫХ ГОДОВ
Человек двадцатых годов,
из семьи купца или священника
или выходец из местечка,
поверивший в то, что старый мир можно разрушить,
чтобы построить новый мир, --
новое общество,
новое искусство,
новую науку,
нового человека,
новый Космос, --
видит: что-то идёт не так.
Новый мир подозрительно напоминает
старый, старинный, древний.
Неуютно среди пирамид.
... ... ...
Через десятилетия возвращаются товарищи,
как из загробного царства,
куда они попали за то, что были
детьми купцов или священников.
Греют, греют свои руки --
отогреть никак не могут.
ТЮМЕНСКИЕ КУПЦЫ (I)
Тюмень -- город будущего...
Н. М. Чукмалдин, 1899
В четвёртом микрорайоне поставили памятник купцу.
На торжественном открытии выступали разные люди:
начальство, потомки купца, краеведы.
Они говорили о пользе, которую купец принёс своему городу.
Стояли жители четвёртого микрорайона,
в котором купец никогда не был и не мог быть,
поскольку микрорайон появился лет через восемьдесят
после его смерти.
Поставили памятник рядом с улицей большевика Пермякова.
Можно представить, что стало бы с купцом, доживи он
до большевика Пермякова,
до большевика Хохрякова,
до большевика Немцова.
Но ведь мы уважаем нашу историю,
все периоды нашей истории,
и
Мы уважаем нашу историю
и всё хорошее, что в ней было.
Мы уважаем купцов, которые строили будущее
с помощью благотворительности и просвещения.
– - И торговли?
– - И торговли.
И благотворительности, и просвещения.
Мы уважаем большевиков, которые строили будущее
с помощью расстрелов и концлагерей.
– - И ликбеза?
– - И ликбеза.
И расстрелов, и концлагерей.
Мы уважаем нашу историю.
ТЮМЕНСКИЕ КУПЦЫ (II)
Андрей Иванович Текутьев,
купец 1-й гильдии и городской голова,
который давал деньги на училища и больницу,
на театр и библиотеку,
теперь сидит в кресле,
опираясь на левый локоть,
брюхо стянуто мундиром, --
купец 1-й гильдии и городской голова,
забронзовевший и позеленевший.
Андрей Иванович Текутьев
теперь сидит в кресле,
спиной к Текутьевскому кладбищу,
которое было названо так по случайности,
но в каком-то смысле и справедливо,
поскольку функционировало в те годы,
когда процветали дела
купца 1-й гильдии и городского головы.
Андрей Иванович Текутьев
сидит спиной к кладбищу,
лицом к центральной улице,
на Текутьевском бульваре,
который, в общем, тоже кладбище,
и сколько под собянинской брусчаткой костей --
никто не знает.
Андрей Иванович Текутьев
сидит спиной к кладбищу,
лицом к центральной улице,
в окружении стилизованных фонарей и скамеек,
хмуро глядя на автомобили,
на проходящие парочки, не обращающие на него внимания.
Андрей Иванович Текутьев
сидит спиной к кладбищу,
как хранитель кладбища,
как правитель кладбища,
как глава не города, а загробного царства,
и хмуро смотрит на проходящих живых.
Андрей Иванович Текутьев
сидит, как Плутон на троне,
как глава загробного царства --
мёртвого мира,
ушедшего мира, --
который исчез сто лет назад.
Какое удачное место
выбрано для памятника
Андрею Ивановичу Текутьеву,
купцу, меценату, сумасброду,
который под конец жизни замаливал грехи
старостой Спасской церкви,
а теперь сидит в кресле,
как Плутон на троне,
и из своего мира мёртвых