Вермахт у ворот Москвы, 1941-1942
Шрифт:
Понятно, что Гитлер имел в виду, скорее всего, тех "личностей", которых он снял тогда с руководства войсками; среди них были Бок, Гудериан, Штраус. Однако, эти "фронтовики" имели довольно твердый характер, несмотря на то, что предлагали отступать. Заметим другое, начиная с зимы 1941/42 г. мнения о путях достижения Германий своих целей в войне, имеющиеся, с одной стороны, у высшего руководства рейха, а с другой - у генералов на фронте становятся все более различными. Война теперь шла как бы в двух измерениях. Генералы, непосредственно руководившие войсками, стремились действовать, исходя из конкретной обстановки, в то время, как верховное командование упорно проводило свою линию - все более отдаленную от реальной ситуации и возможностей своих войск. Наметившееся в ходе битвы под Москвой существенное ограничение инициативы полевых командиров в руководстве боевыми операциями, несомненно, отразилось на их моральном состоянии. Требование безусловного
Военачальник, который, по мнению многих специалистов, произвел революцию в применении танков на поле боя, генерал Гейнц Гудериан, так оценивал зимой 1941/42 г. свою некогда непобедимую танковую армию: "вооруженный сброд, который медленно тащится назад". Критическое состояние германских войск, по его мнению, вызывало "серьезный кризис доверия как среди рядовых солдат, так и младших командиров"{572}.
Наиболее здравомыслящие немецкие политические деятели, генералы и офицеры уже весной 1942 г. осознали, что после поражения вермахта под Москвой Германия не может рассчитывать на победу в войне. Именно в это время у них начинают зреть планы физического устранения Гитлера и прекращения бесполезной для рейха вооруженной борьбы. В июне 1942 г. тогда еще майор генштаба ОКХ граф фон Штауффенберг, позже совершивший покушение на Гитлера, писал генералу Паулюсу после посещения Восточного фронта: "Господин генерал, Вы лучше всех поймете, как отраден визит... там, где, не раздумывая, отдают делу все силы, где без ропота жертвуют жизнью, в то время, как вожди и образцовые руководители бранятся меж собой, защищая только свой престиж, или не могут собраться духом, чтобы дать ответ, который спасет тысячи жизней, придаст людям уверенность"{573}
Необходимо отметить, что моральное состояние многих немецких военнослужащих в конце 1941 - начале 1942 г. было поколеблено еще и тем фактом, что теперь германской армии предстояло, рано или поздно, столкнуться с объединенными вооруженными силами Великобритании и США на Западе. 7 декабря 1941 г. Япония развязала войну против Соединенных Штатов Америки, а 11 декабря Германия и Италия объявили войну США. Перед вермахтом и армиями остальных стран "оси" встала невыполнимая задача - одержать победу над силами союзников, которые значительно превосходили Германию в людских и материальных ресурсах, на суше, в воздухе и на море.
Негативное влияние на настроения солдат Восточного фронта оказывало расширение в начале 1942 г. масштабов воздушного наступления союзных ВВС на Германию. Немецким летчикам становилось все труднее отражать массированные налеты на города и населенные пункты рейха, крупные промышленные предприятия.
Объектами бомбовых ударов все чаще становились жилые кварталы, густонаселенные районы страны. Жители городов бежали в сельскую местность, скрываясь от угрозы быть погребенным под развалинами. Сам факт воздушных налетов, проводимых союзниками в рамках операций по уничтожению германской экономики не мог не вызывать гнетущего впечатления у военнослужащих противник разрушал их дома на родине, но они ничего не могли с этим поделать. Число жертв воздушного наступления, среди которых было много гражданских лиц, заставляло задуматься о неотвратимости возмездия, в той или иной форме, за совершенные германской армией преступные деяния. Так, ефрейтор Август Гербеке, получил 15 марта 1942 г. письмо от жены Кэтти из Ваттеншейда, в котором говорилось: "...В пятницу у нас было 12 убитых, в Эссене - 60. Самое ужасное было в Зендигегаузене. Когда вечером начинается тревога, я теряю голову, хватаю из кроваток детей, заворачиваю их в одеяла и бегу в убежище. Меня охватывает страх, как только наступает вечер. .. Еще много нам придется пережить за это лето..."{574}
Захваченный в советский плен ефрейтор Д. из 524-го пехотного полка, 197-й пехотной дивизии на допросе показал: "...Частые налеты на города Германии, особенно последний большой налет на Кельн, расстроили многих солдат, они повесили головы..."{575}
После поражения вермахта под Москвой внешнеполитическое положение Германии заметно ухудшилось. Япония отказалась двинуть свои войска против СССР. Политический престиж гитлеровской Германии был подорван в глазах профашистских правителей Венгрии, Румынии, Финляндии и других ее союзников{576}. Военнослужащие на Восточном фронте были слабо информированы о положении на других театрах военных действий, еще силен был миф о невозможности прорвать так называемый "Западный вал" на севере Франции. Рядовой В. из 1-й роты, 553-го пехотного полка, 329-й пехотной дивизии летом 1942 г. сообщил на допросе в советском плену: "...Англичане не сумеют открыть в Европе второй фронт, так как всюду сильная оборона, прорвать которую не удастся... но все солдаты ждут с нетерпением окончания войны, и не знают кто победит... Надо кончать войну, но как это сделать я не знаю..."{577}
Уже упоминавшийся нами пленный ефрейтор Д. из 524-го пехотного полка сообщал советским офицерам, что немцам теперь неизвестно как долго будет идти война. Гитлер говорил, что необходимо уничтожить большевизм, но "мы прекрасно знаем, что этого невозможно достигнуть, ибо территория России составляет 22,5 млн. кв. км... Если Англия и Америка скоро откроют второй фронт тогда, безусловно, Германия не в состоянии будет победить эти мощные державы..."{578} (см.: Приложение, док. № 21) Весной 1942 г. немецкая пропаганда старалась изо всех сил принизить значение союза народов трех великих держав СССР, Англии и США в борьбе против Германии. Ею замалчивались данные о военном потенциале этих государств, широко рекламировалось новое "весеннее наступление" на Востоке, которое должно было окончательно поставить Советский Союз на колени еще до того как союзники смогли бы предпринять какую-либо крупную операцию в Западной Европе. Разоблачить эти утверждения нацистской пропаганды были призваны листовки, подготовленные Главпуром РККА. Многие из них были сделаны удачно и оказывали определенное воздействие на моральное состояние немецких военнослужащих. Необходимо выделить листовку с обращением к солдатам рейха нескольких видных депутатов рейхстага и ландтага в апреле 1942 г.
– "Отказывайтесь идти в весеннее наступление"{579}. Другие материалы советских органов спецпропаганды вызывали у немцев на Восточном фронте сомнения. Пленный ефрейтор О. из 6-й роты, 73-го моторизованного полка, 19-й танковой дивизии, допрошенный в разведотделе штаба Западного фронта, так выразил свое отношение к советским листовкам: "...многие из них написаны без расчета на немецкую контрпропаганду... Солдаты не верят, что Россия, Англия и США имеют 50 млн. солдат, в то время, как цифра 25 или 30 млн. была бы более действенной и внушительной..."{580}
В ходе боевых действий на Восточном фронте была поколеблена уверенность немецких военнослужащих в своем расовом и культурном превосходстве над противником. Для многих немцев, в сознание которых был внедрен образ славян как "недочеловеков", оказался неожиданным культурный уровень жизни в СССР. Стало ясно, что свести советский народ до положения рабов так просто не удастся. После битвы под Москвой немцы начали понимать, что им противостоит противник, отнюдь, не слабее, а быть может и сильнее по своему духу. Именно тогда многие военнослужащие стали осознавать ложность тех идеологических штампов, которые вбивались им в голову.
Так, ефрейтор В. из 6-й роты, 534-го пехотного полка, захваченный в плен в 1942 г., сообщил представителям советской разведки, что "в Германии Россию представляли отсталой, феодальной страной, без культуры и техники. Теперь я сам вижу, что это делалось с пропагандистской целью. Солдаты надеются на победу Германии, хотя вся эта война идет совсем по-другому, чем с Францией. В походе на Францию у солдат была охота и желание воевать, но здесь, на Восточном фронте заметно, что все делается принудительно, без всякого желания и интереса..."{581}
Даже наиболее ярые сторонники нацизма признавали ошибочность своих прежних представлений об СССР. Командир 5-й роты, 2-го пехотного полка одной из дивизий СС, капитан Гофман, писал в своем дневнике летом 1942 г.: "...В настоящее время на высоком уровне находится в СССР школьное дело. Свободный выбор по способностям, без платы. Я думаю, что внутреннее строительство России было закончено: интеллигентская прослойка была создана и воспитана в чисто коммунистическом духе. Далее: фабрики были хорошие и удовлетворяли даже требованиям американских инженеров, - например, ткацкая фабрика в Орле..." Единственно, что не нравилось капитану Гофману в России - это ее дороги, которые, по его мнению, являлись своеобразной линией "Зигфрида", но только теперь для войск вермахта{582}.
В настоящем разделе представляется необходимым затронуть довольно необычную версию, связанную с морально-психологическим состоянием немецких солдат на Восточном фронте, которая лишь сравнительно недавно появилась в западной историографии. Суть этой версии заключается в том, что зверства немецкой армии по отношению к советскому населению и военнопленным являются прямым следствием поражений вермахта зимой 1941/42 г. и с этими поражениями непосредственно взаимосвязаны.
Американский историк Омер Бартов в своей книге "Армия Гитлера" (N.Y., 1992) считает, что зверства немецких солдат на Востоке - результат преднамеренных действий германского командования, которое всячески поощряло насилие после поражений вермахта зимой 1941/42 г. Немецкое политическое руководство и командование армии рассматривали репрессии против советских людей как "компенсацию" за необходимое ужесточение дисциплины, карательные меры по "наведению порядка" и усиление нацистского диктата в войсках.