Вернадский
Шрифт:
Для биографии Вернадского важна именно эта сфера бытия. Внешние события его жизни укладываются в рамки интервала времени от рождения до смерти: 1863–1945 годы. Тут ничего не изменишь.
Иная судьба его научного творчества, мировоззрения. Эта часть его жизни простирается до наших дней и уходит в будущее. Она изменчива. Каждый осмысливает наследие Вернадского по-своему. Со временем одни идеи отходят на второй план, другие начинают сиять с особенной силой. Так мы встречаемся с Вернадским — нашим современником.
Именно о таком человеке мне бы хотелось рассказать.
На склоне лет
Полвека раньше он писал подробнее:
«И художественное наслаждение, и высокие формы любви, дружбы, служение свободе — все это связывается с… умственной жизнью». «Нельзя мысль отвлекать исключительно в сторону личных, мелких делишек, когда кругом стоят густою стеною великие идеалы, когда кругом столько поля для мысли среди гармоничного, широкого, красивого, когда кругом идет гибель, идет борьба за то, что сознательно сочла своим и дорогим наша личность».
Он мыслил для того, чтобы полнее жить, познавать природу, самого себя, человечество. По его признанию, жизнь для него определялась любовью к людям и свободным исканием истины.
… С прогрессом техники, производства в науке возобладал физико-математический стиль мышления. Вернадский отметил: это вредит познанию природы. Разрабатывая механические модели Мироздания, учёные низводят человека, жизнь, разум, по его словам, «на положение ничтожной подробности в Космосе». Такие модели работают по законам мертвой природы, оставляя человеку ужас безысходности в чуждой Вселенной.
Владимир Иванович пришел к выводу: «Мы подходим к очень ответственному времени — к коренному изменению нашего научного мировоззрения». По сути, это должен быть органический синтез Космоса с центральным ядром — учением о биосфере.
… Человечеству суждено такое будущее, которого оно достойно. И тем вернее на Земле наступит торжество разума, добра и красоты, чем больше будет среди нас людей, духовно близких В. И. Вернадскому.
Жизненный путь Вернадского был тесно связан и отчасти предопределён колоссальными преобразованиями России в XX веке. Его творчество развивалось не по некоей «генеральной линии», как полагают некоторые биографы, а весьма прихотливо.
Он вёл параллельно несколько научных исследований. Занимаясь конкретной наукой, не ограничивался частными проблемами (скажем, структурой кристаллов или химическим составом живого вещества), осуществляя синтез знаний. Об этом можно судить по названиям наук, прославивших его имя: геохимия, радиогеология, биогеохимия, генетическая минералогия.
Для него наука была не целью, а средством познания. Он был не только специалистом в одной-двух дисциплинах, а блестяще знал их добрый десяток. Он стремился изучать природу как единое целое. А она неизмеримо сложнее всех наук, вместе взятых. Он размышлял над объектами и явлениями в их взаимосвязях.
«Мы знаем только малую часть природы, — писал он, — только маленькую частичку этой непонятной, неясной, всеобъемлющей загадки, и всё, что мы ни знаем, мы знаем благодаря
Глава 1
Предки и судьба
Мужество, упорство, милосердие
Род Вернадских не был знаменит. По некоторым сведениям, литовский шляхтич Верна сражался в войске гетмана Хмельницкого против польского господства. Его потомки — Бернацкие — обосновались в Запорожской Сечи.
Прадед Владимира Ивановича, Иван Николаевич Бернацкий, переселился из Запорожской Сечи в Черниговскую губернию. Он добился включения своей фамилии в списки потомственных дворян (хотя эти права были весьма сомнительные). Вот и все его успехи.
О его сыне Василии надо рассказать более основательно.
… Швейцарский поход Суворова (1799 год) складывался тяжело. Прославленного полководца преследовали трудности необычайные. Воевал он в незнакомой и непривычной горной местности. Ранняя осень сделала многие перевалы непроходимыми для регулярной армии, обременённой орудиями, ружьями, боеприпасами, обозом. Была нужда в провианте, теплой одежде и крепкой обуви, во вьючных животных.
Но не природа была главным противником русского воинства. Ему противостояла овеянная славой победоносных сражений, могучая и воодушевлённая армия республиканской Франции, руководимая молодым доблестным генералом Массеной.
Суворовцам — от солдата до фельдмаршала — пришлось испытать в швейцарском походе бесчисленные лишения и опасности. Армия потеряла четверть своего состава. Особым испытанием был этот поход для полкового лекаря Василия Ивановича Бернацкого. Тяготело над ним проклятие отца, произнесенное с церковного амвона.
Отец его был священником села Церковщина Черниговского наместничества, а прежде — запорожским казаком; учился в Киевской академии. Сыну Василию он велел поступить в духовную академию, а тот ушел пешком в Москву, чтобы стать врачом. Вслед ему раздалось отцовское не благословение, а проклятие.
Поступив в 1793 году учеником в Московский госпиталь, Василий Иванович жил впроголодь, но профессией овладел и был произведен в подлекари. Служил в карабинерском, а затем — в Орловском мушкатерском полку (так написано в его послужном списке), с которым отправился в далекий поход через Малороссию и союзную России Австрию на соединение с армией фельдмаршала Суворова.
В ту пору церковное проклятие было нешуточным делом. Правда, Василий Иванович был человеком неробким, отчасти вольнодумцем. Этому способствовала избранная им специальность. Когда вскрываешь трупы в анатомическом театре, видишь болезни, страдания, смерть невинных младенцев и многократно убеждаешься, что докторское искусство более способствует выздоровлению, чем десяток молебнов, то невольно усомнишься в силе словесного проклятия.