Верная Рука
Шрифт:
— Тихо! — прервал я его. — Лучше будет, если все, что мы видели и пережили, останется между нами. Вернемся к делу. Итак, для нас важно узнать, кто в действительности поведет команчей. От Вупа-Умуги и Нале Масиуфа ничего хорошего ждать не приходится, но с Большим Шибай все обстоит иначе. Он обязан мне, в тот раз мы спасли ему жизнь и провели через пустыню. Железное Сердце молод, но он — сын великого вождя Тевуа-Шое, Огненной Звезды, командовавшего объединенными отрядами всех кланов племени команчей. Не исключено, что отблеск отцовской славы дал сыну определенные преимущества в борьбе за власть.
Длинный Нож, очевидно, воспринял мои слова как завуалированный упрек, потому что произнес, не поднимая глаз:
— Шеттерхэнд сказал, что прощает меня. Могу ли я говорить об этих шести убитых команчах?
— Да, сделай это. Расскажи все по порядку — кто нападал, кто оборонялся.
— Я увидел их первым. Я знал, что команчи могут приехать в Альчезе-чи в любую минуту, и был очень осторожен, пока ждал Шеттерхэнда. Мою лошадь я привязал в густом кустарнике и очень старался не оставлять следов. Но время от времени надо было выходить к краю леса и осматривать прерию, а позднее потребовалось отвести лошадь на водопой. Это и явилось причиной моего обнаружения. Я оставил лошадь у пруда, вышел на опушку и, оглядевшись, увидел этих шестерых собак, они были уже совсем близко. Я едва успел увести лошадь, но уже не смог вернуться и заровнять отпечатки копыт. Команчи пошли по следу, а бежать мне было некуда. Первого из них я застрелил, второго и третьего — заколол ножом, но остальные навалились на меня, обезоружили и привязали к дереву. А потом пришли вы, я получил свободу и тут же расквитался с врагами. Шеттерхэнд не спросит их уже ни о чем, но я могу рассказать ему то, что успел здесь услышать.
— Я слушаю тебя.
— Они собирались ехать в пустыню, к дому Кровавого Лиса, чтобы захватить в плен его самого и старую женщину с черной кожей. Пленников они собирались отвезти в селение команчей, и здесь прозвучало название этого места.
— Очень важное известие. Где же их селение?
— Где оно, я не знаю, ибо прежде никогда не слыхал о таком. Они назвали его Каам-Кулано.
— Мой брат ошибается, он прекрасно знает это место. Апачи зовут его Качо-настла, Заячья долина.
— Заячья долина? Конечно, я знаю ее! Она к северу отсюда, и до нее всего день хорошей езды. Вот в ней-то команчи и хотели казнить Кровавого Лиса и старуху. А чернокожий мужчина уже там.
— Что? — испугался я. — Какой чернокожий?
— Ну, сын этой женщины, — объяснил апач. — Тот, который жил вместе с ней в доме Кровавого Лиса.
— Ох! Вот так новость! Столь же важная, сколь и плохая! Но не ошибается ли мой брат, верно ли он понял слова команчей?
— Мои уши еще никогда не обманывали меня.
— Может быть, речь шла о каком-нибудь другом негре?
— Нет, об этом. В пустыне нет других чернокожих, кроме него. И к тому же команчи называли имя пленника.
— Как его зовут? Говори быстро!
— Имя очень странное, и я забыл его, — смущенно ответил Длинный Нож.
— Не Боб?
— Да, да, Боб. Это самое странное слово произносили собаки-команчи, — подтвердил мой собеседник.
— Как же он попал к ним в руки? Или об
— Говорили. Он был на охоте вместе с Кровавым Лисом в тот день, когда команчи решили на них напасть. Как помнит мой брат, Лис убил в перестрелке много их воинов и ускакал, а черного человека взяли в плен и увезли в Заячью долину. Его не казнят, пока не поймают остальных — старую женщину и бледнолицего охотника. Тогда все трое умрут у столба пыток.
— Ну, до столба пыток не дойдет, об этом я позабочусь. Надо немедленно ехать туда!
И я вскочил в сильном волнении, хотя обычно вывести меня из равновесия совсем нелегко. Такая бурная реакция очень озадачила моих спутников, включая и индейца — ведь краснокожие презирают негров даже сильнее, чем белых. Однако Длинный Нож промолчал. Но Олд Уоббл, для которого понятия «негр» и «собака» были практически равнозначны, не собирался довольствоваться ролью молчаливого наблюдателя.
— Что с вами, сэр? — поинтересовался король ковбоев. — Можно подумать, вы не в себе из-за этого Боба.
— Не из-за него самого, а из-за того, что он в плену и может погибнуть! — резко ответил я.
— Ну и что! Какой-то черномазый, ниггер!
— Ниггер? Вы, вероятно, хотите сказать — негр, мистер Каттер!
— Что я хотел сказать, то и сказал. Ниггер есть ниггер, и я ни разу в жизни не назвал никого из них как-то иначе.
— Очень жаль! Похоже, вы вообще отказываете неграм в принадлежности к человеческому роду?
— Если слушать всяких там ученых, то их, может, и следует считать за людей, но, Бог мой, какие это люди?
— Ничуть не хуже всех прочих, просто с иным цветом кожи.
— Бросьте! Ни один ниггер не стоит того, чтобы вообще говорить о нем.
— Вы действительно так думаете?
— Да!
— Мне очень прискорбно слышать это, мистер Каттер. Ваше утверждение доказывает, что по своему развитию вы ниже любого негра.
— Тысяча дьяволов! Не советую вам, сэр, так шутить!
— Я говорю вполне серьезно.
— Тогда вы обидели меня еще больше, чем я вас. Как вы можете принимать цветных за настоящих людей, коли сам Господь пометил их черным цветом?
— Но ведь негр с еще большим правом мог бы сказать: белые — недочеловеки, раз у Бога не хватило на них краски. Я повидал много стран, мистер Каттер, и среди черных, коричневых, красных и желтых народов мне встречалось по меньшей мере столько же хороших, достойных людей, как и среди белых. Я подчеркиваю — по меньшей мере! Вы понимаете меня, сэр?
— Плевать мне на то, что вы там видели, — отрезал Уоббл. — Скажу одно — мне еще никогда не попадался такой ниггер, рядом с которым я согласился бы присесть!
— Ничего удивительного. Встретив чернокожего, вы с первой же минуты ведете себя так, что он никак не может испытывать к вам дружеские чувства. Поэтому в данном случае ваш опыт — не доказательство. А что касается Боба, то он — честный, храбрый парень; если бы вы вместе с ним попали в какую-нибудь переделку, то очень возможно, что сначала я поспешил бы на помощь к нему и лишь потом — к вам!
— Ну и комплимент, разрази меня гром! Вы иногда бываете исключительно вежливы, мистер Шеттерхэнд, чертовски вежливы и почтительны, сэр!