Вернись, любовь!
Шрифт:
– Класс! – отозвался Эйдан, снова забрасывая мяч. – Я уже чувствую, как мой бумажник раздувается от денег.
– Да? – отозвался Коннор, ловя мяч. – Только смотри пока не трать их, приятель.
Брайан мрачно наблюдал за тем, как братья играют в баскетбол. В ясном ночном небе стояла полная луна, и в густом летнем воздухе витал аромат жасмина.
– Ты неважно выглядишь, – заметил Лайам.
– Я же сказал тебе, – огрызнулся Брайан, посылая брату сердитый взгляд. – Я проиграл спор.
– Дело не в нем.
– Да? А в чем тогда, святой отец? Скажи, не томи.
Лайам с улыбкой покачал головой, как будто перед ним стоял пятилетний упрямец.
– Все дело в Тине, и ты сам это знаешь.
В голове у Брайана весь день крутились разные мысли, вопросы, сомнения. Рабочий день закончился, а он все не решался возвращаться домой.
Он не был готов встретиться с бывшей женой, посмотреть ей в глаза после прошедшей ночи. Тем более что, возможно, его ребенок уже живет в ее утробе.
У Брайана все внутри переворачивалось, а в горле стоял комок. Он сам не мог до конца во всем разобраться, но догадывался о причине своего смятения.
– У нас с Тиной нет будущего, – тихо возразил он.
– А может, все дело в том, что оно у вас должно быть, – предположил Лайам, подталкивая Брайана вперед по дорожке, подальше от Коннора и Эйдана. – Может, Господь дает тебе второй шанс, Брайан?
– Шанс напялить на себя гавайскую юбку?
Лайам покачал головой.
– Я не о пари. Ты не слушаешь меня. – Лайам остановился в конце дорожки и, умолкнув, посмотрел сначала на одну, потом на другую стороны улицы. – Что ты видишь вокруг нас?
Брайан хмыкнул.
– Мэйпл-стрит.
– И?..
Брайан нехотя взглянул по сторонам.
– Здания. Деревья. Собаки.
– Семьи, – сказал Лайам. – Счастливые семьи.
Брайан потер рукой подбородок и прищурился.
– К чему ты клонишь, Лайам?
– Как ты думаешь, сколько в этих семьях военных?
– Какая разница?
– Для кого-то разница огромная, а для кого-то никакой, – загадочно ответил Лайам.
– Ты священник или Конфуций? Бога ради, скажи, что ты имеешь в виду.
– Ты идиот, Брайан. – Лайам толкнул младшего брата, и тот, споткнувшись, чуть не упал.
Брайан нахмурился и поднял обе руки, сжатые в кулаки.
– Хочешь пару раундов? Я с удовольствием.
Братья оказались в светлом пятне от уличного фонаря, но лицо Лайама оставалось в тени. Брайан, однако, сумел разглядеть на лице брата выражение крайнего отвращения.
– Я не хочу с тобой драться, – отрезал Лайам. – Я пытаюсь донести до тебя, что вместо того, чтобы сидеть здесь, с нами, – он махнул рукой в сторону Эйдана и Коннора, – ты должен быть в доме Анджелины и говорить с Тиной.
Желание драться у Брайана вмиг испарилось.
– Мы уже поговорили.
– Так же, как пять лет назад?
– Ты сам не знаешь, что говоришь, – предостерегающе сказал Брайан.
– Я знаю тебя. – Лайам покачал головой. – И знаю, что Тина – лучшее, что было в твоей жизни.
Я знаю, что ты ее любил и был с ней счастлив, пока тебе не вздумалось ни с того ни с сего подать на развод.
– Это мое дело;
– Никто в этом не сомневается. Хочу сказать только одно: может, судьба посылает тебе второй шанс, а ты от него отказываешься.
– Я не просил никакого второго шанса.
– Именно это и делает тебя счастливчиком, кретин!
Брайан хмыкнул.
– Хорошенькая у тебя манера разговаривать!
Как и подобает духовному лицу.
– А разве тебе нужно духовное лицо? – обиделся Лайам. – Тогда хотя бы изредка приходи на мессу. Я с тобой говорил, как с братом.
Несколько минут Брайан рассеянно смотрел на Лайама, а потом перевел взгляд на Мэйпл-стрит и в первый раз по-настоящему серьезно задумался о его словах.
Как минимум половину этих чистеньких домиков с аккуратными лужайками и заботливо насаженными цветочными клумбами населяли семьи военных. Супруги строили свою жизнь в соответствии с требованиями службы: ехали туда, куда им предписывали, часто даже не имея уверенности, что вернутся назад.
И все же… Брайан прислушался к лаю собаки и восторженному смеху ребенка, которые доносил до него легкий ветерок. Ведь как-то приспособились все эти семьи к кочевой жизни.
Пять лет назад он решил, что не вправе обрекать Тину на жизнь, подчиненную жестким военным правилам. Он сказал себе, что она не заслуживает жизни, при которой необходимо без конца паковать вещи и, покидая насиженное место, ехать по приказу через всю страну, а иногда даже на самый край света. Он не мог оставлять ее в одиночестве на долгие месяцы, уезжая на учения.
И он отпустил ее.
Для ее же блага.
С тех пор он чувствовал в сердце постоянную пустоту.
Теперь, когда Тина вернулась, ощущение пустоты не прошло, наоборот, оно стало еще более пронзительным. Словно бритва, режущая душу на части, разрывающая его сердце. А теперь Тина захотела ребенка.
От него, и ни от кого другого.
Неужели Лайам прав: он и впрямь кретин?
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Прошло два дня, а Брайан все раздумывал.