Верность до гроба
Шрифт:
Тролль, философски рассудив, что спешить уже некуда, на обратной дороге завернул в корчму и нахально выпил несколько кружек пива за счёт ночных завсегдатаев, расплатившись свежей новостью. В процессе обмена информацией был вусмерть споен "для храбрости" вышеозначенный дайн, так что на пороге особняка оный возник со словами: "Где отпеваемые новобрачные?" и смачно расцеловал в губы безуспешно отбрыкивающегося Ховела. Я протрезвила священнослужителя заклинанием, но в благодарность получила анафему: "Аки ведьма богомерзкая, без стыда творящая пакости всяческие добрым людям во вред и душе на пагубу" и, обидевшись, ушла в свою комнату. Можно подумать, это я наградила его жесточайшим похмельем, хотя на самом
Без гроба в комнате стало как-то пустовато, даже неуютно. Я растянулась на кровати, сотворила пульсар и, машинально взяв со стула "Некромантию", рассеянно открыла на середине. Читать не стала, просто задумчиво уставилась на схему пентаграммы с вычерненными углами. Похоже, кто-то всерьёз обеспокоен верностью господина Залесского: убитая девушка явно составила компанию оступившейся. Самый напрашивающийся вывод: жена? Сделала вид, что уехала, а сама засела в лесу, совершая кратковременные инспекции в дом? Да нет, вряд ли: она живёт в этом особняке с рождения и никаких странностей вроде ночных отлучек и светящихся в темноте глаз за ней до сих пор не замечали. Кто-то из прислуги? Больше похоже на правду, но, судя по намёкам, слуги терпеть не могли госпожу Залесскую, и, затешись среди них нацыга, она в первую очередь расправилась бы с хозяйкой. Да и вообще, на кой ей работать служанкой? Деньги и наряды нежить не интересуют, а в крайнем случае ей проще кого-нибудь загрызть, чтобы ими разжиться. Поверить, что влюбленная нацыга станет ревновать Ховела, я не могла. То же самое, что ревновать потенциальный обед. Выходит, это кто-то из местных жителей, но какое ему дело до любовных похождений Ховела? Завидует, что ли?
Додумать я не успела — то ли "Некромантия" подействовала, то ли скопившаяся усталость, но сон сморил меня так внезапно и оперативно, что я даже не успела отложить книгу.
Утром выяснилось, что ночная встреча с нацыгой была далеко не случайной. Чуть подальше того места, где я лишилась гроба, обнаружилась старая волчья яма, тщательно замаскированная хворостом. В дне и стенках глубокой западни торчали заостренные колья, новёхонькие, только-только ошкуренные и заточенные. Мало того, кто-то заботливо смазал их трупным ядом. Совсем недавно, тёмные смолистые потёки не успели даже подсохнуть.
Мы с Валом осмотрели яму вместе, тролль даже спрыгнул вниз, ловко вписавшись между кольями. Присел на корточки, потрогал глинистое дно и разочарованно покачал головой: — Ни одного отпечатка. Только лап, когда выскакивала.
Ничего другого я и не ожидала, но от традиционного "гхыра" удержаться не смогла. Чтобы смастерить ловушку, нацыге пришлось принять человеческий облик. Он может несколько варьировать: цвет глаз, волос, черты лица, но пол, рост и возраст остаются без изменений. По оставленным ею следам я надеялась определить хотя бы это. Что ж, нацыг не зря называют самыми опасными среди семейства вурдалачьих — прежде всего за интеллект, не уступающий человеческому. На кафедре магов-практиков методам уничтожения этих тварей были посвящены четыре лекции, в заключение же последовал лаконичный совет магистра: "А лучше всего вообще с ними не связываться".
— Чем-то ты ей не угодила, цыпа, — тролль, подпрыгнув и подтянувшись на руках, выбрался из ямы. Наклонился, счищая грязь с колен. — Вспоминай не поправляла ли ты своё материальное положение за счёт башки одной из её родичей?
— Нет, такое я бы запомнила. Меня другое беспокоит. Она не растерзала жертву. Просто убила, одним укусом. А к первой девушке вообще не прикоснулась. Почему?
— Торопилась, боялась, что её кто-нибудь заметит, — предположил наемник.
Я медленно покачала головой:
— Вал, нацыга не вурдалак. Она очень тщательно выбирает жертву и никогда не станет убивать ради развлечения, напоказ, так как прекрасно понимает, что в этом случае на неё немедленно натравят магов. Если, как ты говорил, она уже несколько лет шкодит в округе, не привлекая особого внимания, зачем ей понадобилось выдавать себя теперь, да ещё в присутствии ведьмы? Такое ощущение, что она бросает мне вызов.
— И ты его примешь?
Я не ответила. Что-то в этой истории продолжало меня смущать. Если это и в самом деле вызов, какого лешего она пыталась заманить меня в яму? Она здорово рисковала, выписывая кренделя перед телегой. Будь на моём месте некромант, специалист по ночным боям, которому полнолуние не только не помеха, а, наоборот, подспорье, — и утром в корчме обсуждали бы не второй кряду труп, а лобастую башку, в назидание прочей нечисти прибитую над дверью сего почтенного заведения.
— Пойдём, цыпа, — бесцеремонно прервал мои думы тролль. — Час на исходе, а ревнивая баба — тьфу-тьфу, чтобы не накаркать, — может статься, на подъезде.
— Ховел же говорил — она только через неделю вернётся?
— Это она так сказала. А может, и через две, и на следующий же день. Не пойму я, цыпа, на гхыра вы, люди, лишние проблемы себе придумываете: любовь, верность, ревность? Нет бы как у порядочных троллей — одним кланом в общей пещере живут, и все довольны! У кого рука тяжелее, тот и главный, того и бабы любят, а ежели какая права начинает качать — дубиной её!
Себя Вал порядочным троллем не считал, и рискнувший утверждать обратное схлопотал бы не только дубиной. В количестве больше одной штуки тролли-наёмники уживались только на время выполнения задания или последующей выпивки.
Обратный путь мы скоротали за жарким обсуждением, сможет ли женщина качать права, если дубина окажется в её руках, и не сойдёт ли за оную магия? А если кое-кто в этом сомневается, то не желает ли он проверить это прямо сейчас? Тролль величественно возразил, что желает, но воздержится. Потому как боится ненароком меня зашибить, и тогда прости-прощай гонорар. Я в запале предложила отдать ему свой задаток, на что Вал объявил, что за такие деньги согласен добровольно считать меня грозой всех троллей от Волмении до Ясневого Града. Но при этом так бессовестно ухмылялся, что я безнадежно махнула рукой и решила не швырять деньги на ветер.
Поднимаясь в столовую, я впервые обратила внимание на развешанные по стенам портреты. Симпатии, несмотря на все старания художников, изображённая на них дама не вызывала, умудрившись сохранить желчный и надменный вид на всех без исключения холстах. Особой красотой госпожа Залесская не блистала, а учитывая, что живописцы склонны льстить клиентам, в жизни была страшна как смертный грех.
— И что он в ней нашёл? — задумчиво вопросила я, изучая остренькое крысиное личико в окружении неестественно пышных кудрей. — И если всё-таки нашёл, то что мы с тобой тут делаем? А ведь говорил, любит…
— Любит? — хихикнул наёмник. — Верно, я тоже люблю. Но не эту гнусную бабу — видал один раз живьём, бррр! до сих пор иногда в кошмарах снится, а её денежки. Имение-то родовое, на неё записанное, вот Ховел на богатую невесту и польстился. Теперь небось жалеет, да поздно…
Господин Залесский и впрямь пребывал в глубокой скорби и печали.
— Я отослал из замка всех… посторонних, — уныло сообщил он, безо всякого аппетита ковыряясь вилкой в тарелке с солянкой (квашеной капустой, тушёной с белыми грибами). Я к этому яству тоже не притронулась, тролль же наворачивал за троих. Его прожорливость с честью выдержала испытание трупами и уж, тем более, не страдала от воспоминания о брошенном в капусту огрызке. — По селу уже расползлись слухи, будто это моих рук, то есть зубов, дело. Дескать, мой интерес к прекрасному полу носит ещё и гастрономический характер…