Вернуться живым
Шрифт:
– Уразбаев! Эй, У-раз-ба-ев! – закричал я, оглядываясь.
Этот хитрец уже куда-то спрятался. Видимо, лежит под навесом и молчит, делает вид, что не слышит, и что-нибудь жрет.
– Уразбаев! Ты где, проклятый гоблин! – рявкнул я гораздо громче. – Бубуин! Обещаю, будешь на посту бессменно стоять!
Из-за полога крайнего укрытия высунулась потная жующая физиономия.
– Товарищ лейтенант, иду сейчас, одын минута, чай очень горячая.
– Тридцать секунд, достаточно на два глотка.
– Опять шутите, да? – улыбнулся солдат.
– Нет, не шучу! Вылей эту бурду, нам через пятнадцать минут нужно быть на месте!
Солдат,
Два распадка и два подъема. У-ф-ф! Взобрались! Кто только придумал эти проклятые горы? Черт бы побрал эту жару! Рухни небо на эту страну! Будь она проклята!
На краю каменной свежевыстроенной стены сидел грустный командир роты и грыз зубами стебель сухой колючки, уныло глядя вдаль, где по ущелью шла группа из пяти человек.
– Вот и я! Еще раз привет! Кто это ушел? – спросил я, тяжело дыша, и рухнул рядом со стеной, завалившись на правый бок. Пот струился ручьями по всему телу, маскхалат вместе с тельняшкой прилипли к спине, даже кроссовки взмокли.
– Это был наш «друг» Бронежилет, тебе повезло, что с ним разминулся. В результате всю мощь своего гнева он обрушил на мою голову.
– Как все произошло? Как они подорвались?
– Да хрен его знает! В том месте ни старого окопа, ни СПСа не было. Место удобное, вот и решили оборудовать пулеметную точку. На два штыка лопаты даже не успели углубиться, как раздался взрыв. Серега стоял рядом и смотрел в бинокль на дорогу, ему посекло осколками правую сторону симпатичной физиономии и в кисть попало несколько осколков. С рукой ничего страшного – стакан держать сможет! Бойцам досталось крепче. После взрыва через пять минут мы были уже здесь. Юрка-медик молодец, кровь, хлеставшую из горла Кайрымова, остановил; поначалу думали, Садык до вертолета не доживет. Но ничего, натыкали промидол, перетянули жгутами раны на руках. Это именно он задел что-то в земле лопатой и принял на себя большинство осколков. У Юрки золотые руки и стальные нервы. Кровищи вокруг – море, а он что-то шьет, клеит, перевязывает. Мне даже дурно стало. А он же окурок изо рта не выпускает и только матерится сквозь зубы.
– У Сомова как дела? – поинтересовался я.
– Сомову меньше досталось. Но у клоуна не лицо, а сплошное месиво. Глаз – одни ошметки, щека – в клочья.
– Бедняга клоун. Теперь парню не до смеха. Как с таким лицом выступать на арене? Глаз левый или правый?
– Левый. А какая разница?
– Никакой. Просто так спросил. Лучше бы оба глаза сохранились. Куда ему еще попали осколки?
– Ноги обоим немного посекло до паха.
– Жизненно важные органы какие-нибудь не задеты?
– Какие-нибудь не задеты. Между ног у всех цело, если ты это имел в виду. И грустно, и смешно, но выглядит так, словно у них на яйцах были бронежилеты. Все задело, кроме этого хозяйства. Так что через неделю Сережка на медсестричках будет скакать, его ранения-то плевые. А бойцов жалко! Хорошие солдаты, и сомневаюсь, что они вернутся в роту…
– Были. Теперь они уже не солдаты, и вряд ли вернутся обратно, – согласился я и загрустил, подумав о смерти, веящей всюду вокруг нас.
– Хотя бывает, что и после ранения возвращаются, – такие дураки, как я! Пасть зашивают, зубы вставляют, и в строй, – с грустью улыбнулся Вовка.
– Тебе лучше знать – ходячий экспонат чудес советской стоматологической и челюстной хирургии.
– Поболтали, а теперь о деле.
– Техника снизу нас поддерживать не будет? – удивился я отсутствию БМП на дороге. – Почему не видно ни одной бронемашины на шоссе?
– Все забрали – дальше к Файзабаду стоят. Помочь сможет только авиация и артиллерия, не дай бог, до этого дойдет. У тебя один ПК, другой у Мандресова, плюс «Утес», а у меня в кулаке АГС и миномет, если что, помогу вам обоим, чем смогу. Послезавтра вызову, придешь и доложишь о проделанной работе. Будь здоров, лейтенант, не кашляй!
– Постараюсь! Спасибо на добром слове.
Второй день в гарнизоне – и уже сижу за пультом – помощник дежурного по полку. Штаб опустел – после обеда в полку началось подведение итогов последней операции. Столь масштабные боевые действия были оценены высшим командованием положительно, потери были, но небольшие, и успехи тоже имелись. Теперь сыпались награды и поощрения на участников этой эпопеи. Жаль, я не присутствую на раздаче подарков…
Начальник штаба полка доложил о ходе операции, замполит полка оценил моральное состояние личного состава, зампотех внес ложку дегтя в бочку меда, констатируя факты разбитой техники, и, наконец, слово взял «кэп».
– Товарищи офицеры! Я получил подробный отчет и остался доволен ходом боевых действий. Командование удовлетворено результатами боевой работы полка. По итогам этой операции к орденам и медалям представляем более ста пятидесяти человек. И это хорошо. Не надо жалеть железо. Награждать! Иначе в полку создалась занятная ситуация: некого наградить высокой наградой! Нет выбора… Командир дивизии получил распоряжение представить одного офицера к званию Героя Советского Союза! Дивизия отдала эту награду нам, как лучшему полку соединения!
В зале раздались оживленные и одобрительные возгласы.
– Мы в управлении полка посоветовались и решили, что награду получит офицер из первого мотострелкового батальона. Пехота заслужила. Образцовый батальон, да и самый боевой. По разнарядке офицер должен быть из ротного звена – командир роты или его заместитель!
Сидящие рядом плечом к плечу Сбитнев, Жилин и Степушкин дружно переглянулись.
– Обязательно имеющий орден! – продолжил Иван Грозный.
Все посмотрели на Женьку Жилина и на дремавшего рядом с ним заместителя Луковкина, а по простонародному Луку. Старший лейтенант положил бедовую головушку на плечо командира и тихо всхрапывал. Заметив пристальное внимание к своей персоне, Женька разбудил Луку.