Верный меч
Шрифт:
— За Нормандию! — крикнул Роберт, и мы все, как один, подхватили его призыв.
Некоторые из датчан услышали нас и начали разворачиваться, размахивая копьями, чтобы попытаться отвлечь нас. Нас было мало, хотя и их тоже, и у них не осталось времени сомкнуть щиты, потому что Роберт и Анскульф с Урсом с ходу врезались в первую линию, поражая противника без разбора и освобождая путь для следующих всадников.
Мы напали на них без страха и без пощады. Я кричал, чувствуя, как холодный ветер хлещет по лицу. Передо мной встал первый из датчан; не останавливая лошади, я с ходу ударил его
Мой разум был полностью подчинен ритму движения лезвия, которое скользя поперек горла, пронзило кольчугу и мышцы, а потом разорвало артерию. Новый враг поднимался справа от меня, размахивая топором, его лицо и волосы были забрызганы грязью, но Уэйс был рядом со мной, он ударил датчанина в нос железной шишкой своего щита, а я погрузил свой меч ему в грудь. Они двигались так медленно, а я так быстро, что мой клинок успевал разить их снова и снова и снова. Я откинулся в сторону и копье скользнуло рядом с моей головой, прежде чем я опустил меч на державшую его руку.
Сила отряда заключается в единстве, когда скорость и вес всех тел объединяется в общем ударе; постепенно наш порыв начал затухать, потому что враги стали выстраиваться против нас. Перед нами возвышалась стена щитов, на каждом из которых красовался черный ворон. Даже обученные для сражения боевые кони боялись идти на этот лес копий, и я увидел, как лошадь Роберта поднялась на дыбы, мотая гривой из стороны в сторону. Датчане признали в нем нашего лидера и, увидев возможность покончить с ним, рванулись вперед; казалось, на месте каждого им убитого встают двое, тесня его со всех сторон.
— Вперед, — крикнул я, надеясь, что мой конь не взбесится.
Я видел, как Анскульф бьется с наседающими на него датчанами, лошадь Урса шарахнулась в сторону, я вспомнил свою клятву Беатрис и понял, что сейчас самое время ее исполнить.
Наши враги были так ослеплены своим стремлением к славе и желанием убить нашего лорда, что даже несмотря на грохот копыт и дружные крики, не заметили, что мы направляемся к ним. Я вспорол своим клинком кожу и плоть, рассекая горло одному из нападавших и сразу ударил в спину следующего. Горячая и липкая кровь текла мне на руку с клинка.
Я посмотрел вперед и увидел, как Роберт, с окаменевшим от отчаяния лицом замахнулся на одного из нападавших. Он промахнулся: его противник увернулся, прижавшись к боку коня, и ткнул копьем вверх. Удар пришелся в правую руку Роберта чуть ниже рукава кольчуги, он закричал от боли, когда его оружие выскользнуло из пальцев. Датчанин снова начал целить в него, ища плохо защищенное место на груди, и не заметил меня. Я изо всех сил хлопнул его щитом по шлему, и он, потеряв равновесие, повалился под копыта моего коня.
— Назад! — крикнул я, надеясь, что Роберт услышит, но звуки боя заглушали мой голос. — Вернись!
Лошадь Роберта обезумела, казалось, щиты сейчас сомнут его. Достаточно одного метко брошенного копья, и он будет убит. Я должен был вытащить его оттуда.
— Милорд, — крикнул я, стараясь отвлечь его от боли.
Кровь текла широкой полосой, окрашивая его рукав, но сейчас с этим ничего нельзя было поделать, и он рисковал потерять нечто большее, чем меч, если останется на месте. Датская стена еще держалась, хотя к бою присоединялось все больше наших рыцарей. Враги могли ненадолго задержать нас, но не победить.
Я позвал Уэйса, который сразу откликнулся с правого фланга. С ним были Эдо и Филипп, и еще несколько дружинников, которых я не знал по именам, но видел в отряде Роберта.
— Держитесь за мной, — сказал я и, не дожидаясь, пока Уэйс ответит, повернулся, в два прыжка настиг Роберта и схватил поводья его лошади.
Сбоку мелькнуло копье, но мне удалось отбить его щитом, я бил шпорами своего коня, заставляя двигаться как можно быстрее. Мимо нас промчалось несколько всадников, я не узнал вымпелы на их копьях, настолько они почернели от крови врагов.
— Гоните датчан прочь! — крикнул я им, глядя на Роберта рядом со мной.
Он наклонился в седле вперед, его лицо посерело от боли. Глаза коня налились кровью от страха.
Я нашел тот самый переулок, которым мы пришли сюда, и остановился у стены большого купеческого дома, подальше от врагов; здесь мы были в безопасности, по крайней мере, на время. Его люди увидели, что он ранен, и ехали, чтобы присоединиться к нам. Я сунул щит одному из них, он взял его без лишних слов.
— Покажите мне свою руку, милорд, — сказал я Роберту.
Он покачал головой.
— Все в порядке, — ответил он сквозь зубы, но я знал, что если бы это было так, он продолжал бы сейчас драться.
Я разорвал рукав туники, благодаря про себя первый свет зари. Он был ранен в предплечье; длинный порез бежал от локтя к запястью. Рана не казалась глубокой; конечно, я видал и похуже. Если бы это была левая рука, возможно, он смог бы вернуться в бой, но с правой у него не оставалось шансов.
Рыцари его отряда начали собираться вокруг, и среди них был Анскульф. Он все еще был в плаще, застегнутом через плечо.
— Вам больно, милорд? — спросил он.
— Нет, — ответил Роберт, но искаженное болью лицо предало его. — Мне нужен меч. Я должен драться.
Я повернулся к Анскульфу.
— Дай мне свой плащ, — сказал я.
— Зачем?
У меня не было ни времени ни терпения объяснять ему. Крики умирающих эхом отдавались в ушах; сражение еще не закончилось, и мы нужны были там.
— Просто дай, — сказал я ему.
Он расстегнул плащ и передал мне. Это была толстая и грубая шерсть, но за неимением ничего другого, воспользуемся ею. Я вытащил нож и начал резать ткань, пока не получил достаточно длинную полосу, чтобы сделать повязку на рану Роберта. Он вздрогнул, когда я прикоснулся к его руке, и попытался отнять ее, но я не уступал, пока не закончил перевязку. Конечно, монах или священник сделали бы это лучше, но сейчас достаточно было остановить кровотечение.