Версальский утопленник
Шрифт:
— А что говорят слухи о поставщиках такого рода литературы?
— Наиболее осведомленные намекают на происки некой супружеской пары, где муж в силу своих занятий подходит на роль поставщика, а жена — на роль посредницы. Она принадлежит к ближнему окружению Ее Величества и имеет постоянный доступ в ее покои.
— Вижу, у нас с вами одни и те же мысли.
Находка подтверждала подозрения Мерси-Аржанто, его самые худшие опасения. Поставив том на место, они не стали искать новых доказательств и направились в гардеробную, расположенную на нижнем антресольном этаже; там, приложив палец к губам, Тьерри покинул Николя на пороге комнаты, где трудилась
— Не пугайтесь, сударыня, — миролюбиво произнес Николя. — Я комиссар Шатле, и мне поручено вести дело об исчезновении драгоценности, принадлежащей королеве.
Она надменно вскинула голову.
— Мне кажется, сударь, что по приказу Ее Величества королевы, обладающей правом поступать по своему усмотрению, дело это поручено инспектору Ренару, моему мужу.
— Мне это известно, однако по причине отсутствия результатов начальник полиции принял иное решение. И поэтому я здесь. Могу ли я узнать ваши соображения относительно этой кражи?
— Я жду ваших вопросов, сударь, хотя и сомневаюсь, что вы имеете право их задавать.
— Тем не менее позвольте начать, — промолвил он, не ответив на ее выпад. — Будучи приближенной к королеве, вы в силу вашего положения, без сомнения, имеете наиболее верное представление о том, как могла случиться эта кража, и лучше, чем кто-либо, сможете рассказать мне об этом.
— Даже не знаю, что вам сказать. Никто не знает, ни где, ни когда точно случилась кража. Не исключено, что драгоценность сама найдется, ведь она вполне могла завалиться за шкаф или закатиться под ковер. Такое случается каждый день. В тот день королева поздно ночью отправилась в спальню к королю. Утром слуг известили о пропаже. Вот, пожалуй, и все, что я могу вам сказать.
— Благодарю вас. Еще вопрос. Говорят, вы поставляете книги в библиотеку Ее Величества.
Ему показалось, что руки женщины, только что аккуратно расправлявшие шелковую бумагу, непроизвольно сжались в кулаки.
— Это не моя обязанность, сударь. Не знаю, кто мог вам такое рассказать. Но кто бы он ни был, он солгал. Опять этот иностранец решил подгадить…
Николя, всегда с интересом наблюдавший за непроизвольными реакциями свидетелей, не преминул отметить изменения, произошедшие в речи супруги Ренара. Произнесенной в сердцах просторечной фразой она невольно выдала свою истинную сущность, не имевшую ничего общего с жеманством надменной дамы, какой ей хотелось казаться. Интересно, кто этот иностранец, о котором она говорит с такой злостью? Видимо, Мерси-Аржанто; верный паладин принцессы наверняка, не сдержавшись, пригрозил наглой кастелянше.
— Но, сударыня, что плохого в том, что вы приносите Ее Величеству книги? Вы же состоите у нее на службе.
Не распознав ловушку, она вздохнула и, оперевшись на стол, как бы ненароком поддернула юбку, выставив напоказ свою еще вполне соблазнительную икру. Она улыбалась, однако в глазах ее, словно у загнанного зверя, метался страх.
— Вы совершенно правы, сударь. В сущности, я готова вам вторить: что в этом плохого? Тем более что я руководствуюсь желаниями королевы.
— А какие сочинения интересуют Ее Величество?
— Религиозные, сударь, исключительно благочестивого содержания.
Ответ прозвучал слишком быстро; при этом госпожа Ренар нервно похлопывала пальцами себя по щеке. Интересно, могла она не знать содержания передаваемых ею книг?
— Религиозные? Что ж. Но разве ваши обязанности оставляют вам время бегать по книжным лавкам в поисках нужных сочинений?
— Вы все правильно понимаете. Я не сама их покупаю.
Я не настолько образованна, поэтому даже не знаю, где их продают.
Ее ответ содержал немало противоречий.
— Так, значит, вы просто передаете книги Ее Величеству?
И кто их вам поставляет?
Он почувствовал, что его прямой вопрос попал в цель. Окинув его надменным взором, кастелянша принялась разглаживать листы шелковой бумаги.
— Я не вправе назвать вам его имя.
— Поверьте, я не собираюсь предпринимать никаких шагов, способных оскорбить вашу чувствительность; тем не менее, сударыня, щепетильность, коя в вашем случае вполне уместна…
С тревогой слушая его витиеватую речь, она от волнения кусала губы, силясь понять, куда он клонит.
— …не дает вам права — и я вас об этом предупреждаю — оказывать неповиновение магистрату, исполняющему распоряжения короля. Ваше упорство удивляет меня и заставляет думать, что за вашим отказом кроется нечто недозволенное.
— Сударь, не настаивайте. Иначе я пожалуюсь королеве.
— Боже, сударыня! Вы заставляете меня перейти к печальным фактам, которые, как я полагаю, вы нисколько не заинтересованы доводить до сведения Ее Величества.
— Что вы хотите этим сказать? И на каком основании вы мне угрожаете?
— Не прикидывайтесь невинной овечкой. В Париже имеется тюрьма под названием Сальпетриер, куда помещают бесчестных женщин. Вам, случаем, она не известна?
Она снова тяжело облокотилось на стол, но теперь не из кокетства, а чтобы удержаться на ногах. Резко побледнев, она уставилась на него широко распахнутыми от страха глазами.
— Сударь, — запинаясь, проговорила она, — какое мне дело до какой-то там тюрьмы?
— Вы все прекрасно поняли. Несколько лет назад, при покойном короле, следствие заинтересовалось деятельностью и доходами вашего супруга, исполнявшего обязанности инспектора по надзору за книжными лавками. Выяснилось, что ваш муж, инспектор Ренар, торговал конфискованными книгами; к тому же, пользуясь смятением арестованных торговцев, он тайно забирал, то есть попросту крал, у них золото, деньги и драгоценности. За эти проступки сьера Ренара посадили в Бисетр, а его жену и сообщницу — в Сальпетриер. Но в один прекрасный день оба вновь очутились на свободе и, явно ощущая чью-то могучую поддержку, стали вести себя еще более вызывающе. Так уверены ли вы, сударыня, что королеве будет приятно узнать, что ее очаровательная кастелянша, в прошлом осужденная за мошенничество, продолжает вершить свои махинации, снабжая ее книгами, которые достаточно только показать королю, как тот немедленно обрушит на голову кастелянши меч правосудия?