Версальский утопленник
Шрифт:
Хотя лоб его по-прежнему покрывали капельки пота, молодой человек, по-видимому, успокоился. Сделав глубокий вдох, он приступил к рассказу.
— Сегодня у меня выходной, и я встал пораньше, чтобы пойти подышать свежим воздухом.
Николя отметил отсутствие логики между двумя предложениями.
— Сейчас так жарко! Все очень просто. Проходя мимо двери, я заметил темные пятна. Мне показалось, что это краска. Я нагнулся и тогда… Ну я и поднял тревогу.
«Чтобы
— Он так разволновался, — добавил Тьерри, — что прибежавший гвардеец нашел беднягу близким к обмороку!
Госсе, похоже, не одобрил излишне взволнованной реплики первого служителя королевской опочивальни.
— Просто кровь прилила к сердцу.
— Скажите, друг мой, — начал Бурдо, понимая, почему Николя не хотел сам задавать этот вопрос, — вы превратили ваше жилище в настоящий будуар. Вам наверняка нравится проводить здесь время. Скажите, откуда вы так хорошо разбираетесь в тканях?
Юноша покраснел до корней волос.
— Мой брат работает обойщиком, он помог мне украсить комнату.
Бросив выразительный взгляд в сторону инспектора, Николя взял Госсе за плечи, аккуратно вытолкал его из комнаты и под предлогом кое-что уточнить повел его по коридору — к великому удивлению Тьерри.
— Здесь нас никто не слышит, — начал комиссар. — Скажите, вы знали госпожу Ренар, которой принадлежала эта комната? — и он указал рукой на дверь — Та самая комната, где сейчас лежит труп убитого.
— Нет.
— Нет? Точно нет?
— Нет. Ну, может, я и встречал ее.
— Конечно, встречали. Здесь, во дворце.
— Возможно.
— Где?
— Не помню.
— Вы не слишком-то разговорчивы.
— Служба требует сдержанности, господин комиссар.
— Что ж, мудро, а еще мудрее изрекать подобные истины. Благодарю вас. Полагаю, у нас еще будет время поговорить.
Казалось, молодой человек почувствовал облегчение; однако когда он хотел направиться к себе, Николя удержал его за рукав.
— Вы знали убитого?
— Нет, сударь.
— Это супруг госпожи Ренар, кастелянши королевы, той самой, с которой вы совершенно не знакомы.
Внезапно побледнев, юноша пробормотал нечто неразборчивое и, оттолкнув идущего ему навстречу довольного Бурдо, бросился к себе.
— Ты совсем запугал юное создание! Полагаю, я правильно понял твое подмигивание?
— Несчастный думает, что он вывернулся! Ну, давай, рассказывай. Готов держать пари, ты нашел нечто интересное.
— Ты угадал. Никто просто так не захлопывает шкаф перед носом полиции. Захлопывают, когда хотят скрыть то, чего не должен видеть посторонний взор.
— Вы сделали открытие? — спросил Тьерри.
— Еще какое! Шкафы до отказа набиты платьями и бельем. Да каким красивыми, каким тонким! Я было подумал, что этот здоровяк горазд переодеваться, но так как париков там нет, то, полагаю, это любовное гнездышко, где обретается очаровательная кокетливая птичка.
— Что ж, для старушки совсем не плохо! Особенно для той, что гладит панталоны королеве и при этом почитает себя превыше всех.
Они не заметили, как откуда-то выскочила молоденькая женщина, низенькая блондинка в хлопковом платье.
— …и вышвыривает честных девушек из комнат их возлюбленных! — проверещала она, уперев руки в бока. — Вот, возьмите хоть Жака, он еще вчера был со мной, а теперь вот… Впрочем, вам это, наверное, не интересно, — уже более спокойно проговорила она.
— Что вы, мадемуазель, меня все интересует. Как вас величать?
— Этьенетта Данкур, прислуга на кухне, к вашим услугам, сударь.
И она, словно обезьянка, изобразила придворный реверанс.
— Ваши слова крайне меня заинтересовали. Так, значит, Жак Госсе упал в объятия вышеназванной дамы?
— Дамы? Вы называете эту стерву дамой? Старая шлюха, наживающаяся на незаконной торговле поношенными тряпками королевы. Теми, что ей отдают, и теми, что она крадет! Идите, посмотрите, что творится в шкафах у Жака. Она складывает туда обноски, украденные у Австриячки!
— Вы забываетесь, мадемуазель! — возмущенно воскликнул Тьерри.
— Я-то забываюсь, а она уж точно не забывается. Те наряды она бережет для себя, а остальные продает.
— Значит, Госсе ее любовник.
— Любовник? Игрушка! Она ему в матери годится!
— Благодарю, богиня ревности, — прошептал Бурдо на ухо Николя. — Наша признательность украсит твой алтарь.
— Как долго длится их связь?
— Несколько месяцев, сударь!
— А точнее? Насколько я понимаю, прежде вы были любовниками. Он резко порвал с вами?
— Он стал со мной холоден, перестал разговаривать, а если разговаривал, то нес какую-то чушь. А однажды…
Она залилась слезами.
— Однажды… в день…
— В какой день?
— Ближе к маю. Он сказал, что больше не хочет иметь со мной ничего общего. Сложил мои вещи и выставил их за дверь. Сказал, что если я люблю его, то я должна исчезнуть из его жизни, иначе он потеряет шанс на будущее. А такой шанс предоставляется редко, быть может, всего лишь раз, и он не может от него отказаться. И с тех пор он запретил мне приходить к нему.