Весь этот джакч.Дилогия
Шрифт:
Даром что Мойстарика, то есть Киру Яррика, женили рано (хотя никаких Балов Суженых тогда ещё и в помине не было), поскольку деда Гунга положил себе целью резко увеличить поголовье Ярриков.
Невесту они с бабкой выбирали долго и придирчиво – «Я в своём доме генетическую помойку разводить не собираюсь!», – говорил деда, прочитавший в жизни множество газет. Схемы какие-то составлял, генеалогические древа чертил, опасаясь близкородственных связей – вот до чего дошло! Это простой-то солекоп…
Искали далеко, да нашли близко –
Сто раз мне рассказывал Мойстарик об этом дне – и сто раз плакал. Я тоже, джакч, плакал, когда был маленьким.
День был праздничный – Преполовение Года, разгар ясного сезона, верующие славят в соборах и за столами Огненосного Творца, атеисты тоже на стенку не плещут. Дети в карнавальных костюмах птиц шляются от дома к дому, клянчат конфеты…
Две семьи – Яррики и Зинтараши – собрались в Нижний Бештоун на фургончике бригадира. Разместились все, в основном Зинтараши, а вот меня, отца и дядю Ори оставили.
Дядю Ори брать было нельзя, я ещё не умел ходить, а Мойстарик накануне сильно проштрафился, и деда Гунга сказал что-то вроде:
– Пусть Нила хоть один денёк отдохнёт от плиты и пелёнок! И Чаки там делать нечего, всё равно ничего не запомнит. Посидишь с ребёнком, не переломишься! В другой раз не будешь с туристами драться и репутацию нашу портить! А ещё семейный человек! Из дому ни ногой, я всё равно узнаю!
Строгая у нас была семья, да вся кончилась.
Никто не вернулся из тех, кто поехал в этот день на праздник в Нижний Бештоун. Солекопы в отгуле, гимназисты и ребята из ремеслухи… Ну и целые семьи, конечно.
А там, внизу, джакнул первый ядерный взрыв последней большой войны.
О причинах его гадают до сих пор. То ли сбросил бомбу кидонский бомбардировщик, а наша ПВО позволила ему пропереть полконтинента. То ли кидонская ракета показала невиданную до сих пор точность. То ли кидонские агенты собрали взрывное устройство в самом городе. То ли это вообще была провокация третьей страны, а Кидон вовсе не при делах. Всё равно правды уже никто никогда не узнает.
Свидетелей-то не осталось. Кидона, впрочем, тоже. Это было тринадцать лет назад.
Так я стал сиротой, а Мойстарик – бобылём.
В отличие от полковника Лобату, он так никогда и не женился, хотя вдов и одиноких баб в Верхнем Бештоуне было теперь навалом и становилось больше с каждым днём.
Заклинило Мойстарика на единственном сыне. Он меня только что грудью не кормил. И привести мачеху в дом даже не пытался. Придёт, бывало, со смены, а дома никого: я верхом на дяде Ори ускакал в горскую войну играть. Вот Мойстарик и бегает по поселку и орёт: «Сыночек! Сыночек!».
Ну, ребята меня так
Гость в дом – Творец в дом
Слово «безотцовщина» существует, а вот наоборот – нет.
Принято считать, что без отца сын вырастет или неприспособленной к жизни размазнёй, или полным отморозком, ни в чём не знающим меры. Известно ведь – безотцовщина!
Зато про тех, кто растёт без матери, практически ничего не известно. Нету для таких, как мы, какого-то особого определения. Безматерщина – это ведь какая-то изысканная солекопская речь выходит!
Зато для отмазки, я думаю, отсутствие родительницы ещё как годится: «Господин судья! Мой подзащитный не знал материнской любви! Поэтому не хрен его сажать и вообще беспокоить!»
Нет, мне, конечно, маму страшно жалко. Она, говорят, очень весёлая была и ласковая. Но я же её почти не помню!
Мойстарика мне ещё жальчее, потому что он-то маму вспоминает каждый день…
А вот у Князя как раз всё наоборот. Полковник, поди, и думать забыл про пандейскую княжну, зато сынок оттягивается по этой теме в полный рост, хотя помнить может ну никак не больше моего.
Но вот как-то нашли Мойстарик и полковник Глен Лобату друг друга и договорились, что Дину Лобату будет проживать в нашем маленьком мужском монастыре до окончания нашей «серой» гимназии за соответствующую ежемесячную плату. Яррики от денег не отказываются.
Познакомились мы с Князем так.
Сижу это я в гостиной за столом и пытаюсь из трёх радиоприёмников разных поколений собрать один действующий. Зачем – сам не знаю. Должно быть, соскучился по духоподъёмным передачам радиостанции «Голос Отцов», другого разумного объяснения не нахожу.
Мойстарик, уходя на смену, предупредил, что будет гость.
И стал гость.
Входит без стука высокий тощий типчик в каком-то лиловом полуперденчике с галунами, кудри чёрные, скулы торчат, щёки впалые, красная атласная лента завязана бантом на шее под кружевным воротничком – прямо юный поэт-аристократ времён Регентства из картинки в учебнике, бледный реакционный романтик, гордо чапающий на виселицу за правое дело свободы.
Оглядел меня с ног до головы и говорит:
– Приветствую тебя, о названый мой брат!
– Не знаю, – говорю. – Как получится, джакч.
– Получится, и даже непременно, – отвечает. – Недаром же у нас, князей пандейских, обычай есть – воспитывать дитя в семье простой, дабы не прерывалась связь с народом…
Ну как тут было не встать да не дать ему со всей дури по морде?
На беду мою, оказалось, что в кадетском корпусе тоже неплохо учат драться. Через какое-то время Дину Лобату уже сам сидел на мне и слишком уж туго бинтовал мою шею той самой атласной лентой утончённого поэта-романтика.