Весь этот рок-н-ролл
Шрифт:
А он опять свое:
– Зачем ты в меня стрелял, брат?
Кровью, правда, не плюнул. Кончилась. Ну я успокоился. И тут, брат, Чак, брат мой, склонился над трупом и сказал:
– Не стрелял он в тебя, брат. Он в Бинга стрелял. За то, что тот ему пас не дал. Когда с замудонск-буйнакским «Буревестником» на кубок играли. Так что извини, брат. Джемми, когда он ширнется под косячок и пиво, обычно не промахивается. Коньяк, текила, виски не считаются. А вот остывший пити… Он кого угодно. Ну, Джемми и разнервничался очень. Вот он в Бинга и стрелял. А ты просто под руку попал. Под левую. С правой-то он Бинга зацепил… Извини, брат. Упокой Аллах твою душу.
Хорошо сказал Чак. Так, брат, в наше время уже никто говорить не может. Я бы этого барана кастрировал. Если бы вы видели его яйца! Мамой клянусь, каждое с голову ребенка из английской спецшколы. Таким яйцам в хаше цены нет, брат. Что ты поперхнулся, брат, что ты кашляешь, брат? Вот водочкой запей, брат. Почему грех? Какой грех? Грех такой хаш без водочки есть! Мне
Ох, брат, больно ты мне сделал, брат… Куда я без яиц?.. Что я при штрафном ударе буду прикрывать?.. Да, брат, прости, брат, слушаю, брат, что скажешь, брат, то и сделаю, брат, Замудонск-Тверская область, брат, а зачем, брат, ой, больно, брат… У-у-у-у-у.
Куда ты мои яйца бросил, брат?.. У-у-у-у… В Россию?.. Вудсток?.. А какой там футбольный команда?.. Нет… Михал Федорыч?.. Найду… А яйца?.. Тоже Вудсток?.. Ну почему, брат, место моим яйцам в каком-то Вудстоке… Спасибо, брат, куда ж ты полетел, брат?.. На трех ногах… Хотя с такими яйцами вообще без ног можно… Только как во время штрафного такие яйца… Омоновским щитом не прикроешь. У-у-у-у… Вонь от меня идет. И где этот Вудсток? И что там делают мои яйца? Однако самому ехать. Надо…
Линия Джанис Джоплин
Помыла шахну под струей из трубы. А подмышки мыть не стала. Хорошо пахло. Вчерашним мылом, которое смылила в сортире в женской консультации, куда зашла поссать. Но трусы обратно не надела, потому что их постирать негде, вода холодная. А сушить когда? Ведь Джемми ждет. Где-то. Только бы его не наградить. Хотя не уверена, что больна. Но почти. Кто-то из пяти накануне наверняка что-нибудь в меня слил. Тряхомонус, да хрен бы с ним. Гепатит-то уже есть, а вот сифилис… Это не годится. Как они потом жить будут, если я ему три креста нарисую. А запросто. Один мудила, похоже, мог. Глаз у него как-то сочился по-подлому. Как сопли все равно. Хотела ему не дать, но он по хлебальнику врезал да засадил сзади. И ведь я, вот сучка, от него даже кончила. Нет, Джемми я не дам вот так сразу, а то как же он меня после этого. С такого вот все и начинается. Ты ему отсосешь, потому что видишь, что человеку надо, что у него весь дымится, как Замудонск-Сибирский НПЗ. Да и ты к нему расположена, потому что отсосать – это одно, а отсосать, когда любишь, – это совсем другое дело. Когда не только корень его готова заглотнуть, а всего его. Целого. Сначала – набухшие яйца, потом втянуть в себя его живот, пройдясь язычком по пупку, а потом и ноги, кривоватые, но так хорошо скользящие по горлу. Волосы на груди – да хрен бы с ними, что я волос на груди не видала. А потом всосать в себя его руки, плечи, голову, почувствовать его язык на клиторе, забрать его в себя целиком и уже изнутри, из себя, услышать его крик и почувствовать, как его сперма взрывается в тебе, наполняет тело жуткой чудовищной радостью, и потом долго лежать, раскинув ноги и спокойно смотреть, как она вытекает из шахны. А потом и он сам, по частям. И вот он уже лежит рядом с тобой на матрасе, прикрытом простыней, которую свистнула из прачечной при замудонском молокозаводе. Не швориться же с любимым на голом матрасе, обоссанном поколениями нахлебышей из замудонского детского дома? И дышит тяжело.
Но этого пока нет. До этого еще далеко. Да и Джемми я видела всего разок. Вчера. Во время матча замудонск-мартановского Спартака» с замудонск-зауральским «Торпедо». Да и не во время самого матча, а когда они уже уходили с поля, я рядом с мешком бутылок стояла. От него так потом шибануло, что я шизанула, как от кокса, когда только начинала этой жизнью жить в Замудонск-Сибирском. Вот так вот, когда прямо с земли видишь седьмое небо через нижние шесть. Так себе небеса. А тут сразу – седьмое. «Там, – сказала Джудит, – Бог живет». Втянула еще дорожку и ушла. На седьмое небо. К Богу. А я только через три дня в себя пришла. И шахна сильно болела. Когда в отключке лежала, меня не только Диззи, который целку сломал, а и те, кто с работы домой через пустырь проходили. И лицо сильно побили. А за что, хрен его знает, может, под дурью выкобениваться стала, может быть, лежала, как бревно, а кому это понравится, когда тебе не способствуют, когда ты шворишься, можно сказать, всей душой, а под тобой обдолбанная безответная дырка лежит и никак тебе не соответствует.
Но я не об том говорю. Я говорю, потом от Джемми так шибануло, что твой кокс. И все, меня и не было. А потом эти пятеро мешок с бутылками отобрали. Я уже думала, что мне кирдец настанет, когда я домой на свалку без копейки какой вернусь. Орландо не любит, когда без навара, а матрас давай. Но эти пятеро не совсем шпана оторванная. Сказали, что бутылки вернут, сами понимаете. Но как люди, сначала стакан налили, а потом я отработала честно. Вот разве что у последнего глаз сочился как-то по-подлому. Как сопли. Вот я и думаю, как бы мне Джемми не наградить. У него вера не позволяет с сифоном гулять. А эти мне бутылки вернули, я их в приемку на Вокзальной отнесла. Восемьдесят шесть рублей и образовалось. Есть с чем к Орландо идти.
Вот странная штука. От этих черных такой запах идет, что прямо голова ходуном, ноги не твои, а руки подушку между этих самых ног елозят. А запах не от всех, а только от муслимов. Ихний Аллах им такой запах дал, чтобы русских баб приманивать. От которого они, бабы то есть, всё!.. И парня своего, и мужа законного, и даже детишек позабывают. Запах – вот такой, как дудка у какого-то, который детей из какого-то города уводил. Как что, сразу – за ножи. И ищи, где хошь, не найдешь, свалка всех примет. Но я-то отсюдова выберусь. Меня Джемми ждет. Где вот только, не знаю. А вот насчет запаха, у евреев тоже запах. Я-то его не чувствую. У меня на муслимов ориентирован. Не на всех, а на Джемми. А у евреев – тоже. И какого еврея ни возьми, жена у него – русская. И не какая-нибудь лахудра, нет! Наверное, потому, что евреи, они, вот, как бы вам сказать, чтобы понятно было, евреи – они евреи и есть. К нам один изредка забредал. По пьяному делу. Михаил Федоровичем звали, за поговорить заходил… Нет, в душу не лез, он так рассказывал больше, а мы, у кого пересменок, его слушали. Говорил хреновину какую-то, но даже старые курвы слюни пускали. Одну из них, говорят, Берия драл. На нее гэбэшные пенсионеры клевали. Так эти курвы то ревмя ревели, то от хохота обоссывались. И у этого еврея обе или обе-три жены русскими были. Да и есть. Потому что забирать его со свалки обе, а то и обе-три приходят. А с нашими он – никак. Хотя Сюзи-плечевая ему за полцены отсосать из мерседесовской фуры с готовым языком выпрыгнет. Во как! А все запах! Не такой, как у муслимов, а наоборот запах. У них и по жизни – наоборот.
И еще негры. Тоже пахнут. Но у этих… Это, должна я вам сказать, что-то особенное. И как он только в шахне помещается? Но помещается. Джессика, которая по возрасту из путан к нам спустилась, говорила, что у негров как висит, так и стоит. По длине никакой разницы нет. Но тоже забава та еще.
Но мне любой негр или даже еврей – без надобности. У меня Джемми есть. Вот только где его отыскать? Я ж не могу за ним по футболам ездить. Как вы говорите? По запаху? Это вы, собачка, говорите?.. Подождите, подождите, сейчас этот запах вспомню… Ну вот, ни хрена не могу вспомнить… Стоп, собачка… Это откуда же ветер такой… Ни с того ни с сего… Есть… Вот он… Запах! Как есть его… Идти на запах? Смешно даже… Как собака. А что? Собака я и есть. Джемми, я иду… И ты, собачка, со мной? Ну пошли, трехногая ты моя… Вдвоем веселее… Идти на запах…
Линия Липскерова
Не очень знаю зачем, но я взял билет в СВ. Хотя могу объяснить. В походе на остров Буян в поисках материнского молока, помноженного на паровозный гудок, не хочется видеть много народа сразу. С третьего пути я взошел в двенадцатый вагон «Красной стрелы», следующей по маршруту «Замудонск-Столичный – Санкт-Замудонск». С первой остановкой через три часа с копейками в Замудонск-Тверском. Проводник с ликом философа Ивана Ильина сообщил, что в купе я буду один.
– Как перст, – зачем-то добавил он, беря мой билет рукой с единственным пальцем. – Якудза. Такеши Питано, – представился он, поклонился в пояс и с возгласом «Кия!» ушел исполнять свои многотрудные обязанности.
Интересно, как он будет разносить чай с одним средним пальцем на руке. А ведь я еще второй не видел. А как он крестится, я вообще не представляю. Зато показать кому-нибудь «фак», как два пальца обоссать… Хотя вот с этим у него будут проблемы при одном-то пальце. Ну до чего же антиномичен мир!