Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Муть все равно не сможет никуда удрать, только наверх, — выпалил голос Гэллоу. — Но лучше ему подождать у выхода из лифта. Мы не хотим ловить его потом по всей станции.
Твисп почувствовал, что тяжелеет, а потом сообразил, что вся комната куда-то поднимается. Наконец она остановилась, и в ее задней стене открылся люк, за которым обнаружился коридор со множеством вооруженных морян.
Гэллоу потянул из рук у Твиспа баллоны.
— Заберу-ка я их, — сказал он. — Не хочу, чтобы ты воспользовался ими как оружием.
Твисп выпустил из рук снаряжение.
Гэллоу вышел, и люк за ним закрылся.
И вновь комната начала подниматься. После того, что показалось Твиспу бесконечным ожиданием она остановилась. Люк открылся в ореоле слабого света. Не без колебаний Твисп вышел наружу, в сухой жаркий воздух. Он посмотрел вверх и по сторонам на высокие черные скалы и широкое небо — рассвет, еще и некоторые звезды видны. Пока он так смотрел, Большое солнце поднялось над скалами, осветив окаймленную ими каменную чашу с кубиками морянских строений и базой запуска аэростатов посредине.
«Открытая суша!»
Твисп услышал, что кто-то невдалеке пустил в ход пилу. Звук успокаивал, ведь его частенько можно было услышать на островах в торговых коридорах — плотникам приходилось распиливать металл и пластик, чтобы собрать необходимые неорганические приспособления.
Камни врезались в босые ноги Твиспа, Большое солнце слепило глаза.
— Абимаэль, простофиля! Уйди же с солнцепека!
Это был мужской голос, и раздавался он из строения прямо перед Твиспом. Он увидел, как кто-то движется тени здания. Визг пилы возобновился.
Воздух, наполнявший его легкие, был жарким и сухим, не таким, как холодная, отдающая металлом влажность воздуха из баллонов, и не таким, как горячий влажный ветер, задувающий иногда над Вашоном. И почва под ногами не двигалась. Твисп ощущал это как нечто опасное, чужеродное. «Палуба должна подыматься и опускаться!»
«Все края такие острые», подумал он.
Твисп осторожно двинулся по направлению к тени здания. Визг пилы оборвался, и Твисп различил в тени силуэт — темнокожий человек, одетый в некое полотнище. Длинные черные волосы ниспадали с его головы, в бороде просвечивала седина. Это была одна из немногих виденных Твиспом бород, достигавших пояса. Твисп слышал, что некоторые моряне отращивали бороды, и гены бородатости нет-нет, да и появлялись среди островитян, но такое роскошество бороды представляло собой нечто новое.
Движения увиденного Твиспом в тени человека выдавали его немалую физическую силу — особенно плеч и торса. Этот морянин мог бы хорошо тянуть сети, подумал Твисп. Однако в остальном сложение морянина свидетельствовало о преждевременной старости. По прикидкам Твиспа, ему было лет сорок-сорок пять… и он был очень смуглым для морянина. Складки его кожи отливали красноватым.
— Абимаэль, да иди же, — сказал незнакомец. — Ты себе все ноги обожжешь. Иди, съешь пирожок, пока мама тебя не отыскала.
«Почему он называет меня Абимаэль?» Твисп оглядел каменную чашу, окруженную высокими черными скалами. На некотором расстоянии работала группа морян, выжигающих землю огнеметами.
Это зрелище под жаркими лучами быстро поднимающегося Большого солнца походило на сон. Твисп внезапно испугался, что у него глубинное опьянение. Паниль ведь его предупреждал: «Не заплывай глубоко и дыши медленно, полными легкими. Иначе ты можешь окосеть».
«Окосеть». Твисп знал, что моряне называют так опьянение, вызванное закисью азота, что иногда случается с теми, кто использует сжатый воздух из баллонов на большой глубине. Всякие истории ходили — и о том, как ныряльщики срывали с себя баллоны и уплывали вглубь, и о том, как они предлагали воздух проплывающим мимо рыбкам или пускались в эйфорические пляски под водой.
— Я слышал огнеметы, — сказал старый плотник.
Это случайное подтверждение увиденного Твиспом рассеяло его страхи. «Нет… это всамделишная суша… под открытым небом. Я здесь, и я не окосел».
— Они думают, что простерилизуют эту почву, и в ней никогда не заведутся нервоеды, — заметил плотник. — Но эти глупцы ошибаются! Яйца нервоедов в море повсюду. Пока люди будут здесь жить, им будут нужны огнеметы.
Плотник пересек тень и подошел к лежащему на скамейке свертку. Он присел на скамейку и развернул сверток, в котором обнаружились завернутые в бумагу пирожки с блестящей коричневой корочкой. Твисп ощутил сладкую липкость их запаха. Плотник взял пирожок крепкими мозолистыми пальцами и протянул его Твиспу.
И в этот миг Твисп увидел, что незнакомец слеп. Глаза его были мутно-серыми, не озаренными изнутри взглядом. Поколебавшись, Твисп взял пирожок и отведал. Коричневый плод в пирожке оказался сладким.
И снова Твисп окинул взглядом чашу земли. Он видел картинки и голостерео в исторических хрониках, но ничто не подготовило его к такому зрелищу. Оно одновременно и притягивало Твиспа, и отталкивало. Эта земля не плыла по воле волн в ненадежном море. В этой жесткой суше под ногами ощущалась абсолютная надежность. Но была в ней и утрата свободы. Она выглядела такой скованной… ограниченной. Избыток подобного сужает кругозор.
— Возьми еще пирожок, Абимаэль, и беги домой, — сказал плотник.
Твисп сделал шаг в сторону, надеясь тихо ускользнуть, но зацепился за камешек и споткнулся, больно плюхнувшись на другой камень. Невольный вскрик боли исторгся из его уст.
— Ну, нечего хныкать, Абимаэль! — произнес плотник.
Твисп взгромоздился на ноги.
— Я не Абимаэль, — сказал он.
Плотник обратил на Твиспа свои незрячие глаза.
— Теперь я это слышу, — помолчав, молвил он. — Надеюсь, тебе понравился пирожок. Ты нигде поблизости Абимаэля не видел?
— Тут никого нет, кроме людей с огнеметами.
— Проклятые глупцы! — Плотник разом проглотил пирожок и облизнул с пальцев остатки сахарной глазури. — Они уже высадили на сушу островитян?
— Я… полагаю, я первый.
— Меня зовут Ной, — сообщил плотник. — Можешь считать, что это шутка такая. Первым здесь был я. Ты сильно изуродован, островитянин?
Твисп проглотил внезапную вспышку ярости, вызванную прямотой слепца.
— У меня длинные руки, но они замечательно подходят для вытягивания сетей.