Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— И не по глупости, — обиделся Игорь.
— Вот видите! — сказал Зеленко. — Он уже сам уверен, что герой.
Маун У лежал между сиденьями на носилках, которые им одолжили в Пастеровском институте, чтобы довезти больного до дома. Он дремал, иногда морщился от боли, но прислушивался к разговорам. Он понял, что говорят об Игоре, и сказал ему по-русски:
— Спасибо.
— Вот уж не за что! — искренне удивился Игорь. — Я-то ничего не сделал.
— Очень карашо, — сказал Миша. — Карашо. — И запел песню: «Но провожают пароходы совсем не так, как поезда…»
Дом Маун У был деревянный, одноэтажный, такой же, как почти все дома на этой тихой улочке. Перед домом шла неширокая веранда, на ней стояло кресло-качалка, и в кресле сидел старый усатый бирманец в роскошной юбке-лоунджи, переливавшейся всеми цветами; волосы его, по старинному бирманскому обычаю, были забраны в узел на затылке.
Старик увидел «газик», поднялся и подошел к крыльцу.
Миша сразу начал ему говорить по-бирмански, стараясь не делать страшного лица, а остальные, вылезая по очереди из «газика», смущенно улыбались и всем своим видом показывали, что ничего плохого не случилось. В результате старый бирманец забеспокоился, подбежал к машине, заглянул внутрь, но тут молодцом себя повел Маун У. Он заговорил таким веселым голосом, что у старика, видно, отлегло от сердца.
Носилки внесли в дом и поставили их у возвышения, на котором лежали циновки и подушки. Старик включил фен, а Маун У тем временем перебрался с помощью Володи на циновки.
— Ну, все, — сказал Володя, — мы поехали. Работать надо, а то никто на площадке не знает, куда мы делись.
— Ни в коем случае, — сказал старик по-английски. — Я вас не отпущу. Вы спасли жизнь моему сыну. Пусть ваш шофер поедет обратно и расскажет, что я вас взял в плен.
— Оставайтесь, — сказал Маун У. — Побудьте со мной.
В конце концов остались только Володя с Игорем. Шурыкину надо было срочно возвращаться на площадку — он ведь оставил экскаватор без присмотра. С ним уехал и экскаваторщик.
— Ты за отца не беспокойся, — сказал на прощание Шурыкин Игорю, — я ему все распишу, как в фантастическом романе.
Заплаканная женщина, мать Маун У, принялась хлопотать возле сына. Старик ворчал на нее, видно, хотел, чтобы она заботилась о гостях, а Маун У уговаривал ее не волноваться. Наконец старик сам ушел на кухню помогать жене, а Игорь между тем рассматривал комнату, в которой они находились. Тут было что рассматривать. Наверно, отец Маун У был офицером. На стенах висели мечи, пистолеты и ружья, еще там было много портретов всяких людей в военной форме или старинных нарядах и картинки, на которых были изображены различные бои и стычки.
Маун У заметил интерес Игоря и объяснил:
— Мой отец еще в Первую мировую войну был капралом в английской армии. Потом в бирманской Армии освобождения дослужился до полковника, а теперь вот пишет историю войны за независимость.
Вернулся старик.
— Я говорю о твоих занятиях, — сказал Маун У.
— Ну, это все пустяки, — сказал старик. — Так, на досуге занимаюсь историей. Вот сейчас пишу о генерале Бандуле. Вы о нем слышали?
Зеленко кивнул головой, а Игорь сказал, вспомнив, что рассказывал Евгений Александрович:
— Он воевал с англичанами и погиб.
— Какой умный мальчик! — сказал старик. — И так хорошо говорит по-английски!
— По-английски еще плохо. Но я научусь, — сказал Игорь. — И по-бирмански тоже.
Он был в центре внимания, немного гордился тем, что не струсил, когда увидел змею, и вообще чувствовал себя настоящим мужчиной.
— Что же ты еще знаешь о Бандуле? — спросил старик.
— Он погиб в первую англо-бирманскую войну, в тысяча восемьсот двадцать пятом году.
— Правильно.
Мать Маун У принесла чай и всякие сладости. Володя и Игорь стали отказываться, но старик и Маун У и слушать их не хотели.
— Маун У должен отдыхать, — говорил Володя.
— Вот сейчас выпьете чаю и тогда поедете. Я договорился с Маун Чве, вашим шофером, что он за вами заедет через час. Так что вам все равно некуда деваться. В такую жару по улице не погуляешь.
Пришлось пить чай. Игорь совсем не жалел, что попал в этот дом.
— Отец, — сказал Маун У, — помнишь, ты хотел спросить у русских про твою картину?
— Конечно, конечно. Совсем забыл в суматохе. Если вас не затруднит, я хотел бы спросить вашего совета в одном историческом вопросе, — сказал старик. Он обращался одинаково и к Володе, и к Игорю, и Игорю очень хотелось, чтобы он смог ответить на этот вопрос.
Старик снял со стены старинную картину, раскрашенную акварельными красками. На ней был изображен бой. Солдаты в красных мундирах шли стройными шеренгами на невысокий холм. На вершине холма стояли маленькие пушки и около них полуголые артиллеристы. Среди них был один — ростом выше других, с желтыми волосами и розовым лицом. Человек явно командовал пушками, потому что он указывал на фигурки в красных мундирах зажатым в руке мечом. На поясе у него висели ножны от этого меча.
— Тут изображен бой под Рангуном в тысяча восемьсот двадцать четвертом году. В красных мундирах — англичане, — сказал старик, передавая картину Володе и Игорю, чтобы они ее получше рассмотрели. — На холме стоит бирманская батарея, которая отразила эту атаку. Сама битва известна, но в картине есть одна деталь, о которой я очень хотел бы узнать. Вот. — Старик показал на человека с желтыми волосами. — Подпись под картинкой гласит: «Артиллерист Иван и пушки генерала Маха Бандулы стреляют по англичанам». Я долго думал, кто мог быть этот человек. И имя Иван, мне кажется, встречается у русских. Вы ничего не знаете?
Игорю и Володе пришлось признаться, что они ничего не знают. Игорь припомнил разговор с Евгением Александровичем о том, что в России в 1824 году вряд ли многие знали о Бирме. Но все равно то, что говорил старик, было очень интересно.
— Обратите внимание, — сказал старик, — на меч в руке у артиллериста. Это очень дорогой меч, и художник постарался и нарисовал его в деталях. Особенно ножны. Такие ножны были у меча генерала Бандулы.
Игорь смотрел на меч и вспоминал, где же он видел такой же. Потом сказал: