Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Лицо Рона Милтона выражало нетерпение. Судьба не очень-то благоволила к нему, наградив язвой желудка и сумасшедшей работой в Агентстве дизайна. Жизнь этого человека не была столь уж простой: он считал, что большинство окружавших его людей лениво и ненадежно. Он готов был обидеться за это на все человечество. Профессия требовала от Рона молниеносных решений, быстроты действий. Он великолепно подходил для своей должности. Никто не оказал бы вам услугу в те считанные секунды, которые занимало ее выполнение у Рона. Неудивительно, что этот человек раздражался всякий раз, когда обнаруживал,
Он хотел, чтобы здесь возник его замок, который спасал бы его от постоянного присутствия в мире, не одарившего его ничем, кроме дурного пищеварения и кучи денег. Тогда он мог бы оставить деловую лихорадку города и скрыться здесь, наблюдая за поливающей розы Мэгги и детьми, резвящимися на свежем воздухе. Но мечты оставались мечтами: видимо, этой зимой придется сидеть в Лондоне. И все по вине каких-то несчастных лодырей.
Мэгги раскрыла зонтик. Она стояла рядом, защищая мужа от дождя.
— Где дети? — поинтересовался тот.
Она ответила с легкой ужимкой:
— В отеле. Наверное, уже успели надоесть миссис Блэттер.
Нельзя сказать, что Энид Блэттер были незнакомы детские шалости. У нее тоже были дети, и она любила их за непринужденное веселье и баловство. Но терпеть фокусы этих бесенят уже шестой раз за лето? Миссис Блэттер начинало это раздражать.
— Давай лучше вернемся в город.
— Что ты, не надо. Мы можем уехать и в воскресенье вечером. Прошу тебя, побудем здесь еще два дня. Сходим все вместе на праздник Урожая.
Теперь ужимка появилась на лице Рона:
— Это еще зачем?
— Рон, мы ведь здесь не одни. Я имею в виду наш городок. На празднике будет много народу — почти все местные жители. Просто неприлично быть таким равнодушным к народным традициям. Нам же жить среди них.
Ее муж выглядел обиженным мальчишкой, готовым зареветь в любой момент. Она знала, что он сейчас скажет…
— Я не хочу туда идти.
— Но у нас нет выбора.
— Мы могли бы уехать сегодня.
— Ронни, перестань…
— Что нам тут делать: детям скучно, ты становишься какой-то невыносимо занудной…
Мэгги понимала, что Рон проиграл.
— Можешь ехать, если так этого хочешь. Возьми детей, а я останусь здесь.
«Довольно хитрый ход с ее стороны», — подумал Рон. Два дня в городе, да еще в окружении детей — он не представлял, как это можно было вынести. Нет уж, тогда лучше остаться.
— Ладно, Мэгги. Считай, что ты меня уговорила. Мы идем на этот чертов праздник.
— Что за слова? Побойся Бога.
— Ты же знаешь — я уже давно ему не молюсь.
Он был в плаксивом расстройстве. Глядя на буераки, он пытался представить траву и розы. Но не мог.
На кухню вбежала белая, как полотно, Амелия
Гвен позвала Денни. Их маленькая девочка дрожала и металась, словно в бреду. Она пыталась говорить, но слова проглатывались тихим всхлипыванием.
— Что с ней случилось? — Денни буквально слетел с лестницы.
— Боже мой…
Амелию опять рвало. Лицо посинело.
— Объясни же наконец, что стряслось!
— Не знаю. Она только вошла и… Лучше вызови санитарную машину.
Денни наклонился и дотронулся до щеки ребенка.
— Это шок, — констатировал он.
— Денни, санитарную машину. Скорее!
Гвен снимала с девочки курточку и расстегивала пуговицы на ее блузке. Денни медленно выпрямился и подошел к окну, ставшему матовым от потоков дождевой воды. Он все же мог разглядеть в нем свой двор: дверь в конюшню колыхал ветер. Потом мощный порыв захлопнул ее. Там кто-то был — Денни почувствовал движение внутри.
— Ради Бога, санитарную машину… — повторяла Гвен.
Но Денни не отреагировал. В его владениях находился чужой, и он знал, как следовало поступить с нарушителем.
Дверь снова открылась. До него донесся еле слышный скрип. Потом что-то скользнуло во тьму. Что ж, пора вмешиваться.
Стараясь не отводить бдительных глаз от входа в конюшню, он потянулся за винтовкой, висящей на входной двери.
Наконец она оказалась в его руках. Тогда он оглянулся. Гвен пыталась дозвониться до медицинской службы, оставив стонущую девочку на полу. Кажется, та начинала приходить в себя. Какой-то оборванец в заляпанной одежде забрался в конюшню и напугал ее до потери сознания — вот и все. Что ж, надо выгнать его оттуда к чертовой матери.
Открыв дверь, Денни шагнул во двор. Вакханалия дождя прекратилась. Только ветер бушевал в остуженном воздухе, продувая насквозь легкую рубашку. Земля под ногами блестела черным стеклом луж. Он шел к конюшне под аккомпанемент стучащих капель, падающих с карнизов и портика.
Дверь снова печально скрипнула. На этот раз, ее не захлопнуло ветром. Денни не мог ничего разглядеть внутри. Никакого движения. Никаких звуков. Странно, не могло же все это ему почудиться…
Он присмотрелся. Да! Здесь кто-то есть… Чьи-то глаза наблюдали сейчас за ним, за винтовкой, за каждым его движением. Наверняка, в этих глазах был испуг, было волнение. Еще бы, он собирался подойти к ним поближе, приняв самый грозный вид, на который был только способен.
Он вошел внутрь уверенным и широким шагом.
Под правым ботинком хрустнул желудок пони. Повернув голову, он увидел его ногу, обглоданную до кости, сломанную у основания бедра. Копыто покрылось спекшейся кровью. От животного не осталось больше ничего. Денни чуть не вырвало. Это было уже слишком.
— Эй, ты! — вызывающе бросил он в темноту. — Вон отсюда! — он вскинул винтовку. — Ты слышал? Вон, я сказал, а не то разлетишься на мелкие кусочки.
В углу, где были сложены тяжелые тюки, что-то зашевелилось. «Попался, сукин сын», — пронеслось в голове Денни. В следующую секунду нарушитель смотрел на него уже с девятифутовой высоты.