Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Только один предмет заинтересовал его по-настоящему. Каменное надгробие, или что-то похожее, которое было больше других барельефов и в несколько лучшем состоянии. На нем был изображен всадник с мечом в руке, возвышающийся над поверженным обезглавленным противником. Под изображением — несколько слов на латыни. Передние ноги лошади были отбиты, каменная окантовка беспощадно обезображена временем. Но в этом существовал некий смысл. На грубо изваянном лице проступали неясные черты — длинный нос, широкий рот. Личность!
Гейвин решил дотронуться, но отпрянул, услышав приближающиеся
— Нет-нет, потрогай, — произнес вошедший хозяин, — это здесь для удовольствия. Прикоснись!
Теперь уже пропало всякое желание. Гейвин смутился — застукали!
— Ну же! — Рейнольдс настаивал.
Гейвин протянул руку — холодный камень, зернистый наощупь.
— Римское, — произнес Кен.
— Надгробие?
— Да. Найдено около Ньюкасла.
— Кто это был?
— Некто Флавии. Он был полковым знаменосцем.
То, что Гейвин принял за меч, оказалось при ближайшем рассмотрении небольшим знаменем с практически стертым символом: то ли пчела, то ли цветок, то ли колесо.
— Таким образом, вы — археолог.
— И это тоже. Я исследую исторические места, наблюдаю за раскопками, но основное время посвящаю реставрации этих находок. Римская Британия — моя страсть.
Он надел принесенные очки и направился к полкам с глиняными черепками.
— Все это я собирал долгие годы. Я всегда испытываю дрожь, когда касаюсь предметов, столетиями не видевших света дня. Это как бы прикосновение к истории. Ты понимаешь, о чем я?
— Да.
Рейнольдс взял один из осколков с полки.
— Конечно, лучшие находки попадают в музеи, но всегда выпадает случай оставить себе что-нибудь интересное. Господи, какое невообразимое влияние. Римляне. Городские коммуникации, мощеные дороги, надежные мосты.
Рейнольдс рассмеялся взрыву собственного энтузиазма.
— Черт возьми, — сказал он. — Опять читаю лекцию. Извини. Больше не буду.
Вернув черепок на место, Кен стал наливать напитки. Стоя спиной к Гейвину, он неожиданно спросил:
— Ты дорого стоишь?
Гейвин вздрогнул. Взволнованность этого человека опять куда-то пропала, и невозможно было найти логического объяснения резкому повороту от римлян к стоимости ласк.
— Всякое бывает, — неуверенно ответил он.
— То есть… — все еще возясь с бокалами, сказал Кен, — ты хочешь узнать подробнее о моих наклонностях.
— Было бы неплохо.
— Разумеется.
Он повернулся и протянул Гейвину внушительный бокал с водкой. Без льда.
— Я не буду к тебе слишком требователен.
— Мало я не беру.
— Я это понимаю.
Рейнольдс безуспешно попытался улыбнуться.
— Я хорошо тебе заплачу. Ты останешься на ночь?
— Вы этого хотите?
— Мне кажется, да.
— Тогда безусловно.
Настроение хозяина мгновенно изменилось. Нерешительность уступила место самоуверенности.
— За любовь, жизнь и все остальное, за что стоит платить, — произнес он, звякнув своим бокалом о бокал Гейвина.
Двусмысленность тоста не ускользнула от внимания Гейвина. Парень, очевидно, был не так прост!
— Прекрасно, — сказал он и сделал глоток.
Сразу стало намного лучше. Уже после третьей порции водки
Шум.
В первый момент Гейвину показалось, что шум стоит в его собственной голове. Но Кен внезапно вскочил. Рот его дрожал. Атмосфера благополучия улетучилась.
— Что это? — спросил Гейвин, также вставая. Мозги плыли от алкоголя.
— Все в порядке. — Рейнольдс стоял, вцепившись длинными бледными пальцами в кожу кресла. — Успокойся!
Звук усиливался. Гейвин подумал о барабанщике в духовке, отчаянно стучащем, в то время как его поджаривают.
— Умоляю тебя, успокойся! Это, видимо, наверху.
Рейнольдс врал. Грохот шел не сверху. Его источник находился где-то тут, в квартире. Ритмический стук то усиливался, то немного затихал, чтобы снова усилиться.
— Выпей немного, — произнес Кен. Лицо его внезапно вспыхнуло. — Проклятые соседи.
Призывный стук, а он был именно призывным, уже почти смолк.
— Только одну минуту, — пообещал Рейнольдс и закрыл за собой двери.
Гейвину приходилось попадать в неприятные ситуации: с ловкачами, чьи любовники появлялись в самый неподходящий момент; с чудаками, пытавшимися набить себе цену, один из них как-то разнес в щепки гостиничный номер. Это случалось. Но Кеннет не был похож на них — никакого чудачества. Впрочем, все эти ребята тоже казались ему вначале безобидными. К черту сомнения! Если он будет так нервничать при виде каждого нового лица, лучше уж сразу бросить работу. Единственное, что оставалось — положиться на ситуацию, а она говорила Гейвину, что не стоит ждать от Рейнольдса каких-то фокусов.
Проглотив водку, он снова наполнил бокал и стал ждать.
Стук вдруг прекратился, и все неожиданно просто стало на свои места. Может, в конце концов, это — действительно сосед сверху. Шагов Кена в квартире не было слышно.
Его внимание блуждало по комнате в поисках чего-нибудь занятного. Надгробие.
Флавин-Знаменосец.
Что-то все-таки в этом есть. Грубый, но все же не лишенный сходства, портрет на месте, где покоятся кости его оригинала. Даже если какой-нибудь историк дерзнет с течением времени разлучить прах и камень. Отец Гейвина твердо настаивал на погребении вместо кремации. «А как же иначе! — частенько говорил он. — Как еще можно заставить других помнить о себе? Кому придет в голову идти к урне, чтобы поплакать?» Ирония заключалась в том, что поплакать к могиле тоже никто не ходил. Гейвин побывал там от силы пару раз с тех пор, как умер отец. Гладкий камень, имя, дата. Банально. Он не мог даже припомнить, в каком году это произошло.