Весь Роберт Хайнлайн в одном томе
Шрифт:
— Мне тоже страшно, но если мы останемся здесь, то замерзнем.
Они осторожно пошли вперед, теперь уже вслед за Коуберном, отворачиваясь от ветра и прикрывая глаза. Через пару сотен ярдов Коуберн предостерег их:
— Осторожно, ребята! Тропинки здесь совсем не видно и очень скользко.
Он сделал еще несколько шагов.
— Лучше бы нам… — Они услышали, как он поскользнулся, проехал по льду на ногах, пытаясь удержать равновесие, и тяжело упал.
— Бен! Бен! — крикнул Хаксли. — С тобой все в порядке?
— Надеюсь, —
Они увидели, что он лежит, наполовину свесившись над пропастью. Осторожно ступая, они подошли поближе,
— Дай-ка руку, Фил. Спокойно!
Хаксли вытащил Бена обратно на тропинку.
— Можешь встать?
— Боюсь, что нет. Зверски болит левая нога. Взгляни-ка на нее, фил. Нет, не снимай ботинок, смотри сквозь него.
— Ну да. Я совсем забыл. — Хаксли с минуту смотрел на ногу. — Плохо дело, парень. Перелом большой берцовой кости дюйма на четыре ниже колена.
Коуберн просвистел несколько тактов из «Реки Саванны», потом сказал:
— Ну и везет же мне! Простой или сложный перелом, Фил?
— Вроде простой, Бен.
— Правда, сейчас это не имеет большого значения. Как же теперь быть? Ему ответила Джоан.
— Мы сделаем носилки и понесем тебя вниз!
— Слышу слова настоящего скаута! Но ты можешь себе представить, малышка, как вы с Филом потащите меня через ледник?
— Как-нибудь перетащим. — В голосе Джоан звучала неуверенность.
— Не сумеете, детка. Уложите-ка меня поудобнее, а сами спускайтесь вниз за спасательным отрядом. А я посплю, пока вы ходите. Буду рад, если оставите мне несколько сигареток.
— Нет! — запротестовала Джоан. — Мы не бросим тебя одного!
— Твой план не лучше, чем у Джоан, — поддержал девушку Хаксли. — Легко сказать; «Посплю, пока вы ходите». Ты не хуже меня знаешь, что замерзнешь в сосульку, если проведешь ночь на голой земле без укрытия.
— Придется рискнуть. Ты можешь предложить что-нибудь получше?
— Подожди-ка. Дай подумать. — Хаксли сел на уступ рядом с другом и подергал себя за левую мочку. — Самое лучшее, что мне приходит в голову, это отнести тебя в какое-нибудь укрытие и разжечь костер. Джоан останется с тобой и будет следить за огнем, а я пойду за подмогой.
— Все замечательно, — вмешалась Джоан, — только за подмогой пойду я. Ты заплутаешь в этом буране, Фил. Сам ведь знаешь, что твое непосредственное восприятие еще ненадежно.
Оба мужчины запротестовали.
— Джоан, ты не пойдешь одна.
— Мы тебе не позволим, Джоан.
— Все это галантная чушь. Я пойду, и точка.
— Нет, — сказали оба в один голос.
— Тогда мы все останемся здесь на ночь и просидим у костра, прижавшись друг к другу. А утром я спущусь.
— Так будет лучше, — согласился Бен, — если…
— Добрый вечер, друзья. — Высокий старик стоял на уступе скалы позади них. Синие немигающие глаза пристально смотрели из-под кустистых белых бровей. Лицо гладко выбрито, грива на голове такая же белая, как и брови. Джоан подумала, что он похож на Марка Твена.
Коуберн первым пришел в себя.
— Добрый вечер, — ответил он, — если вечер действительно добрый, в чем я сомневаюсь. Незнакомец улыбнулся одними глазами.
— Меня зовут Эмброуз, мадам. Но вашему другу нужна помощь. Разрешите, сэр… — Старик встал на колени и осмотрел ногу Бена, не снимая ботинок. Наконец он поднял голову: — Будет немного больно. Предлагаю тебе заснуть, сынок.
Бен улыбнулся, закрыл глаза. Дыхание стало медленным и ровным — видно было, что он уснул.
Человек, назвавшийся Эмброузом, скрылся в темноте. Джоан попыталась проследить за ним внутренним зрением, но это оказалось на удивление трудно. Через несколько минут он вернулся, неся в руках несколько прямых дощечек, которые он разломал на одинаковые куски дюймов по двадцать. Затем незнакомец вынул из кармана брюк скатанный кусок ткани и примотал дощечки к левой голени Бена.
Удостоверившись, что примитивный лубок держится прочно, старик подхватил массивного Коуберна на руки, словно ребенка, и сказал:
— Пошли!
Они без слов последовали за ним тем же путем, которым пришли, идя гуськом сквозь снегопад. Пройдя пятьсот-шестьсот ярдов, старик свернул с проторенной тропинки и уверенно углубился во тьму. Джоан обратила внимание, что на нем всего лишь легкая хлопчатобумажная рубашка без пиджака и без свитера, и удивилась, что он вышел в такую вьюгу, не одевшись потеплее. Он сказал ей через плечо:
— Я люблю холодную погоду, мадам.
Пройдя между двумя большими валунами, он, казалось, скрылся в горе. Джоан и Фил последовали за ним и очутились в коридоре, который шел наискосок внутрь горной породы. Завернув за угол, они попали в восьмиугольную гостиную с высоким потолком, отделанную мягкой древесиной светлого цвета. Окон не было, рассеянный неяркий свет исходил из какого-то невидимого источника. Одну сторону восьмиугольника занимал большой камин, в нем приветливо потрескивали дрова. На полу, вымощенном плитами, не было ковра, но ногам было тепло.
Старик остановился, не опуская своей ноши, и кивком указал на уютные сиденья — три кушетки, тяжелые старинные кресла, шезлонг.
— Устраивайтесь поудобнее, друзья. Я должен убедиться в том, что о вашем спутнике позаботятся. А потом принесу вам что-нибудь на ужин. — И он вышел через противоположную дверь.
Фил и Джоан переглянулись.
— Ну, — сказал Хаксли, — что ты об этом думаешь?
— Мне кажется, мы нашли свой второй дом. Здесь просто шикарно!
— И что мы будем делать?