Весь Роберт Хайнлайн в одном томе
Шрифт:
Уже замахнувшись, он замер в нерешительности. Синтия расстроилась бы — семь лет счастья не видать. Сам-то он не суеверен, но… Синтии это не понравилось бы. Рэндалл повернулся к кровати с намерением объяснить ей все. Это же так очевидно — просто перебить все зеркала, и никаким Сынам Птицы сюда не влезть.
Повернулся и увидел бледное, неподвижное лицо. А что еще можно придумать? Они пользуются зеркалами. А что такое зеркало? Кусок стекла, который отражает. Ну и пожалуйста, сделаем так, что они не будут отражать! И как сделать, это тоже ясно, в
Рэндалл вылил содержимое всех банок в миску, получилось около пинты густой краски — вполне достаточно, подумал он, для предстоящей работы. Первым нападению подверглось новое зеркало; Рэндалл швырял на него краску быстрыми беззаботными мазками. Краска текла по рукам, капала на туалетный столик — хрен с ним, не до того. Теперь возьмемся за остальные.
На зеркало в гостиной краски все-таки хватило, хотя и едва-едва. Ну и хорошо, все равно — это последнее в квартире зеркало, не считая, конечно, крохотных зеркалец в сумках Синтии, но на эти штуки, решил Рэндалл, можно не обращать внимания. Слишком маленькие, чтобы пролезть человеку, да и вообще спрятаны от глаз.
Краска в банках была черная и красная, все это перемешалось и теперь изобильно украшало руки Рэндалла; выглядел он сейчас так, словно только что совершил зверское убийство с последующим расчленением — «расчлененку», выражаясь нежным полицейским жаргоном. Ничего, переживем. Вытерев краску — если не всю, то большую ее часть — полотенцем, он вернулся к своему креслу и к своей бутылке.
А вот теперь пусть попробуют. Пусть они попробуют свою подлую, грязную черную магию. Ничего, голубчики, не выйдет.
И когда только начнет светать?
Звонок в дверь выдернул Рэндалла из кресла. Несмотря на полный сумбур в голове, он продолжал хранить твердую уверенность, что не сомкнул глаз ни на секунду. Синтия в порядке, то есть спит по-прежнему — ни на что большее он и не надеялся. Свернув свой бумажный стетоскоп, он на всякий случай послушал ее сердце.
Звон продолжался — а может возобновился — в точности Рэндалл не знал. Совершенно механически он взял трубку домофона.
— Потбери, — послышался раздраженный голос. — В чем дело? Вы что там, уснули? Как состояние больной?
— Без изменений, доктор, — ответил Рэндалл, изо всех сил пытаясь справиться с неожиданно непослушным голосом.
— Действительно? Ладно, впустите меня. Когда Рэндалл открыл дверь, Потбери бесцеремонно прошел мимо него, направился прямо к Синтии и несколько секунд смотрел на нее, низко нагнувшись к кровати.
— Все, похоже, как и раньше, — выпрямился он. — Да и трудно ожидать каких-нибудь перемен в первые день-два. Кризис должен наступить примерно в среду.
С явным любопытством Потбери оглядел Рэндалла.
— А чем это вы тут, позволительно будет спросить, занимались? Видок у вас — как после недельного запоя.
— Ничем, — искренне удивился Рэндалл. — А почему вы не велели мне отправить ее в больницу?
— Самое худшее, что только можно сделать. — А почему вы так решили? Вы ведь даже толком ее не обследовали. Вы ведь не знаете, что с ней такое. Ведь вы не знаете?
— Вы что, свихнулись? Я же вчера вам это сказал.
— Одни умственные слова и увертки, — упрямо помотал головой Рэндалл. — Вы пытаетесь меня обмануть, хотелось бы только знать — почему.
Потбери шагнул к Рэндаллу.
— Вы действительно сошли с ума, а заодно и напились. — Он бросил взгляд на большое зеркало. — А вот мне хотелось бы узнать, что тут происходило. — Он потрогал косо наляпанную краску, обезобразившую безукоризненную когда-то поверхность.
— Не трогайте! Потбери отодвинулся от зеркала.
— Зачем это?
Лицо Рэндалла приобрело хитрое, пройдошистое выражение.
— А я их обманул.
— Кого?
— Сынов Птицы. Они приходят через зеркало, а я им помешал. Потбери смотрел на него молча, безо всякого выражения.
— Я их знаю, — продолжил Рэндалл. — Больше они меня не проведут. Птица жестока.
Потбери спрятал лицо в ладонях.
Несколько секунд оба они стояли совершенно неподвижно. Эти секунды потребовались, чтобы новая мысль нашла себе место в измученном, а заодно и отравленном ночными возлияниями мозгу Рэндалла. А когда она нашла-таки это место, Рэндалл ударил врача ногой в пах. Следующие несколько секунд прошли довольно сумбурно. Не проронив ни звука, Потбери начал яростно сопротивляться. Даже не пытаясь придерживаться правил честной драки, Рэндалл дополнил первый танковый удар другими, столь же эффективными — и грязными.
Когда дым сражения рассеялся, Потбери был в ванной, за запертой дверью, а Рэндалл — в спальне, с ключом от этой двери в кармане. Дышал он тяжело, но даже и не замечал своих немногочисленных и незначительных боевых ран. Синтия продолжала спать.
— Мистер Рэндалл, выпустите меня отсюда!
Рэндалл вернулся в свое кресло и теперь напряженно думал, как выбраться из несколько странной ситуации. Полностью протрезвев, он не порывался искать совета у бутылки. Мысль, что Сыны Птицы действительно существуют и что один из них заперт в его ванной, укладывалась в голове с трудом. Это как же получается? Значит, Синтия лежит без сознания, потому что — Господи милосердный! — эти самые Сыны украли ее душу. Дьяволы — они с Синтией связались с дьяволами.
— Что все это значит, мистер Рэндалл? — продолжал барабанить в дверь Потбери. — Вы совсем свихнулись. Выпустите меня!
— А что вы тогда сделаете? Вы оживите Синтию?
— Я сделаю для нее все, что в силах врача. Зачем вы загнали меня сюда?
— Сами знаете. Почему вы закрыли лицо руками?
— При чем тут это? Я хотел чихнуть, а вы вдруг ударили меня ногой.
— А что я должен был сделать? Сказать: «Будьте здоровы»? Вы, Потбери, дьявол. Вы — Сын Птицы.
Последовало короткое молчание.