Весь Роберт Хайнлайн в одном томе
Шрифт:
Продолжайте говорить. Не имеет значения, что именно вы говорите и понимает ли клерк по-английски — говорите! Ваша задача заключается в том, чтобы доставать это отделение «Интуриста» до тех пор, пока на вашу просьбу не откликнутся, и не обещаниями, а немедленным действием — а их задача в том, чтобы вывести из игры вас, вынудив сесть и дожидаться ответа подальше от стола.
Поэтому удерживайте позиции и проявляйте мягкое, вежливое упрямство. Как правило, через несколько минут появится кто-либо из начальства и удовлетворит вашу просьбу.
Вторая линия обороны. Будьте готовы в любой момент симулировать гнев. Гораздо лучше притвориться потерявшим терпение до того, как ситуация станет невыносимой и
(Тут я должен сказать несколько слов в оправдание служащих «Интуриста». Примерно три четверти из них — молодые женщины, фактически девушки. Они очень приятные, вежливые, задерганные, очень много работают и очень мало получают. Они тоже пленницы системы, приводящей путешественника в отчаяние, причем даже в большей степени, чем вы, потому что вы покинете (надеюсь) страну в соответствии с датой вашей выездной визы, а они такой возможности не имеют. Эти бедняжки не изобретали дурацкую секретность и горы бессмысленных бумажек, а поскольку занимают самые младшие должности, то не имеют права нарушать инструкции. Поэтому не придирайтесь к ним слишком сильно и попробуйте все-таки не выходить из себя.)
Но приготовьтесь симулировать гнев, если мягкая тактика первой линии обороны не сработает и затор остается на месте. Когда вы откажетесь сесть и подождать, клерк может отвернуться и перестать обращать на вас внимание.
Тут и наступает момент для возмущения.
Вы должны: 1) продолжать блокировать стол, 2) издавать побольше шума и 3) продемонстрировать, что вы сильно и обоснованно разгневаны и заткнуть вам рот можно только в том случае, если все ваши требования полностью удовлетворят.
Шумите, не стесняясь. Полезно также немного поругаться, тут вам пригодится одно универсальное слово «Borjemoi» Это фонетическая аппроксимация двух слов, означающих «Боже мой!» — в этой атеистической стране они превратились во фразу, выражающую отвращение. Есть другая хорошая фраза «Yah Howchew!», то есть более грубый эквивалент выражения «Я хочу!». (Вежливая идиома звучит как «Mnyeh Khawchettsuh».)
Можете крикнуть «Я хочу видеть директора!» — или, по-русски: «Yah Khawchew Veedyets Direktora!» Вам, возможно, укажут, где находится кабинет (или стол) директора, но более вероятно, что ваше требование скорее удовлетворят, чем позволят вам жаловаться боссу.
Но если вам предложат встретиться с директором, оставайтесь на месте. Удерживайте позиции, сделайте вид, будто не понимаете никаких доводов, и пусть босс выйдет к вам сам. Если вы позволите заманить себя в его кабинет и останетесь без зрителей, а в кабинете к тому же усядетесь и станете вести себя вежливо — считайте, что этот раунд вы проиграли. Директор будет вежлив, начнет извиняться и сожалеть о «нехватках», но помогать не станет точно. Выигрывать нужно на публике.
Большинству из нас трудно становиться преднамеренно грубыми. Я считаю, что человеку никогда не следует быть невежливым без необходимости, но мы можем заметно возвысить наше национальное достоинство и улучшить отношения с Советским Союзом тем, что не станем молчать в ответ на оскорбления, отвечая на великое русское упрямство двойным упрямством и тем, что будем сознательно и громко грубить в тех случаях, когда «Интурист» отказывается выполнять свои обязательства по контракту, несмотря на вежливый протест. «Интурист» — составная часть правительства, вот уже сорок три года (теперь уже 63 года. — Р.Х) не уважающего свои самые твердые обязательства; можно предположить, что это откровенное надувательство запланировано наверху и что каждый служащий «Интуриста» вышколен для отработки своей роли, включая симпатичную девчушку, настаивающую на том, что вам необходимо осмотреть стадион.
Если вам так больше нравится, можете считать, что этот непостижимый бардак — всего лишь непреднамеренный побочный продукт фантастической, всеобъемлющей и поразительно неэффективной бюрократии, погрязшей в секретности до такой степени, что она просто не в состоянии обслужить вас как положено. В любом случае контракт с «Интуристом» в точности напоминает длинную цепочку нарушенных договоров. Вы начинаете с заключения контракта с советским правительством; от вас требуют заплатить вперед и полностью. Кончаете вы тем, что пытаетесь получить уже оплаченное, — и обнаруживаете, что коммунистический контракт стоит того, чего он обычно стоит. «Номер с ванной» оказывается номером без ванны, реактивный самолет оборачивается поршневым, машину с шофером вам дают на срок вдвое меньше оплаченного, столовые в обеденный час закрыты, ваше очень дорого оплаченное время утекает на бесконечное сидение в бюро «обслуживания».
Так и будет, если вы не поднимете шум сразу и немедленно. Позднее жаловаться бессмысленно, никто вам деньги все равно не вернет.
Если не сработают ни вежливое упрямство, ни шумная грубость, прибегайте к прямым оскорблениям. Размахивая пальцем перед лицом самого старшего из присутствующих чиновников, симулируйте крайнюю степень ярости и вопите «Nyeh Kuhltoornee!» («Некультурные!»). Ударение нужно сделать на среднем слоге и выделить «р».
Подчиненные тут же позеленеют и постараются оказаться от вас подальше. Чиновник окажется на грани апоплексического удара — но, вполне вероятно, приложит все доступные ему усилия, чтобы выполнить ваше требование, лишь бы вы заткнулись. Это самое сильное оскорбление, которое можно обрушить на русского, и пробивающее трещины в его броне. Пользуйтесь им только как самым крайним средством.
Если и «nyeh kuhltoornee» не сработает, мне остается посоветовать только горячую ванну и успокоительное.
Но описанная выше тактика обычно приводит к победе уже на первой или второй стадии и редко подводит на третьей, потому что основывается на русском темпераменте и коммунистической социальной организации. Даже самый высокомерный советский гражданин страдает от комплекса неполноценности, сталкиваясь со свободными жителями западного мира, особенно американцами. Наиболее часто задают вопросы вроде «Сколько вы зарабатываете?», «Большой ли у вас дом?», «Есть ли у вас свой автомобиль?» Каждый такой вопрос выдает спрашивающего с головой.
Поэтому если вы дадите понять, что сервис в «Интуристе» ничтожен по сравнению с западными стандартами, у русского может возникнуть желание вас уязвить, но гораздо более вероятно, что он попытается сохранить лицо и приблизиться к этим стандартам. Добавлю только, что это связано с социалистическим «равенством» — еще одним примером коммунистической семантики, — потому что в этом эгалистическом раю равенства нет. Вы нигде не найдете ничего похожего на непринужденное равенство между американским таксистом и его пассажиром. В СССР вы или наверху, или внизу — но никогда не равны.
Американец в эту схему не укладывается. Некоторые советские граждане реагируют тем, что ставят себя в подчиненное по отношению к туристу положение: подметающие улицы бабули торопливо уступают дорогу, водители такси бегут открывать дверцу, портье, официантки и другой персонал становятся необыкновенно услужливыми. Но работник «Интуриста», оставшись наедине с иностранцем, никак не может выбрать позицию. Подчиненный он или начальник? Надо выбрать одно из двух. Обычно происходит нечто вроде быстрой пробы сил, затем немедленно принимается та или иная роль в зависимости от реакции туриста. В Киеве, например, нас встретил гид, назвавшийся «Саша». Я спросил, как его фамилия; он высокомерно заявил, что мне ее знать не обязательно.