Весь Шерлок Холмс. Вариации
Шрифт:
Когда мы выходили из гостиной вслед за мисс Феррерс, Холмс задержался возле книжной полки и, взяв оттуда тоненькую книжку в переплете из телячьей кожи, сунул ее в карман своего плаща-накидки, а потом быстро нацарапал какую-то телеграмму и отдал ее в передней миссис Хадсон.
— Позаботьтесь, чтобы отправили немедленно, — сказал он ей.
Извозчик быстро доставил нас на вокзал Ватерлоо, и мы как раз успели сесть в поезд на Борнемут, который останавливался в Линдхерсте.
Это было грустное путешествие. Шерлок Холмс сидел в уголке, откинувшись на спинку сиденья и надвинув на глаза свою дорожную фуражку с наушниками. Длинные его пальцы беспокойно
— Вы — мистер Шерлок Холмс? — сказала она. — Слава Богу, почтовое отделение в Бьюли вовремя доставило вашу телеграмму. Дафна, дорогая моя!
— Миссис Нордман! Но… но я не понимаю…
— Ну-ну, мисс Феррерс, — ободряюще сказал ей Шерлок Холмс. — Доверьтесь своей приятельнице, это значительно облегчит дело для всех нас. Я уверен, миссис Нордман, что вы как следует позаботитесь о ней. Пошли, Уотсон.
Мы окликнули пролетку, стоявшую на станционном дворе, и через несколько минут, оставив за спиной станцию, уже катили по пустынной дороге, которая, то поднимаясь вверх, то снова ныряя вниз, бесконечной лентой тянулась по вересковой пустоши с зеленеющими кое-где кустами остролиста, ограниченной вдалеке темной каемкой леса. Проехав таким образом несколько миль, после длинного подъема на холм мы увидели внизу полоску воды и серые развалины аббатства Бьюли, а потом дорога углубилась в лес, и через десять минут мы проехали под разрушенной каменной аркой и оказались на подъездной аллее, обсаженной старыми благородными дубами, ветви которых, сплетаясь наверху, образовали над аллеей мрачную тень. Холмс протянул руку, указывая куда-то вперед.
— Этого я и опасался, — с горечью сказал он. — Мы опоздали.
Далеко впереди я увидел полицейского, который ехал на велосипеде в том же направлении, что и мы.
Аллея привела нас к мрачному, украшенному башенками дому, окруженному террасами и партерами, где еще сохранились заросшие сорняками цветники, — словом, это было самое печальное зрелище на свете: старинный запущенный сад, освещенный лучами заходящего солнца.
На некотором расстоянии от дома возле чахлого кедра стояла небольшая группа людей. По знаку Холмса кучер остановил пролетку, и мы поспешили туда через лужайку.
Группа состояла из полицейского, джентльмена с маленьким черным чемоданчиком, которого я сразу же узнал, и еще одного бледного господина в коричневом твидовом сюртуке и с бакенбардами. Когда мы приблизились, они обернулись в нашу сторону, и я не мог сдержать восклицания ужаса при виде зрелища, открывшегося нам после того, как они слегка расступились.
У подножия кедра лежало тело пожилого человека. Руки у него были раскинуты, скрюченные пальцы вцепились в траву, а борода торчала вверх под таким странным углом, что лица совсем не было видно. Его горло представляло сплошную зияющую рану, в которой виднелись кости, а вся земля была залита кровью, образовавшей вокруг головы нечто похожее на алый нимб. Доктор быстро сделал шаг нам навстречу.
— Ужасное дело, мистер Шерлок Холмс, — нервно проговорил он. — Моя жена побежала на станцию, как только получила вашу телеграмму.
— Благодарю вас, она ее встретила. Увы, сам я не успел прибыть вовремя сюда.
— Вы, по-видимому, ожидали, что произойдет трагедия, сэр, — подозрительно заметил полицейский.
— Да, констебль. Поэтому я здесь и нахожусь.
— Хм… я бы хотел узнать…
Холмс похлопал его по плечу, отвел в сторону и прошептал ему на ухо несколько слов. Когда они снова присоединились к нам, на обеспокоенном лице полицейского можно было заметить признаки облегчения.
— Все будет сделано так, как вы желаете, сэр, — сказал он. — Вы можете рассчитывать на то, что мистер Тонстон повторит вам свое заявление.
Человек в твидовом костюме повернул в нашу сторону встревоженное лицо — у него были впалые щеки и беспокойные серые глаза.
— Не понимаю, почему я должен это делать, — резко возразил он. — Вы — представитель закона, констебль Киббл, и вы уже приняли мое заявление. Мне больше нечего добавить. Исполняйте-ка лучше свой долг и сообщите куда следует о самоубийстве мистера Феррерса.
— Самоубийстве? — резко спросил Холмс.
— Да, а что же еще? Он уже несколько недель ходит мрачнее тучи — это все в доме могут подтвердить, — а теперь вот зарезался, располосовал себе горло.
— Гм-м… — Холмс опустился на колени рядом с телом. — А это, конечно, орудие. Складной нож с костяной ручкой — лезвие убирается внутрь. Насколько я понимаю, итальянский.
— Откуда вы это знаете?
— На нем есть марка миланского оружейника. Но что это такое? Весьма любопытная штучка, ничего не скажешь.
Он поднялся на ноги и стал внимательно рассматривать какой-то предмет, который поднял с земли. Это было короткоствольное ружье, ствол которого откидывался на шарнире у самого курка так, что его можно было сложить пополам.
— Оно лежало у самой его головы, — сказал полицейский. — Он, похоже, предвидел опасность и взял его, чтобы было чем защищаться.
Холмс покачал головой.
— Оно не заряжено, — сказал он. — Если вы обратили внимание, масло на казенной части даже не тронуто. Но что это здесь? Будьте добры, Уотсон, дайте мне, пожалуйста, ваш носовой платок.
— Это всего-навсего отверстие в стволе для шомпола, — резко вмешался в разговор мистер Тонстон.
— Я это знаю. Н-н-да, весьма любопытно…
— Да что такое? Вы суете в отверстие носовой платок, обернутый вокруг карандаша, и вынимаете его. На платке ничего нет, а вы почему-то находите, что это любопытно. Чего, черт возьми, вы ожидали?
— Пыли.
— Пыли?
— Именно пыли. В этом отверстии было что-то спрятано, потому-то оно и осталось чистым. Обычно в ружейном стволе непременно скапливается пыль. Однако я был бы очень рад, если бы вы мне сообщили кое-какие факты, мистер Тонстон, ведь, насколько я понимаю, вы первый подняли тревогу. Мы сэкономим время, если я узнаю о них здесь, от вас, а не из вашего письменного заявления.
— Ну, здесь, собственно, мало что можно сказать, — начал он. — Час тому назад я вышел подышать свежим воздухом и заметил мистера Феррерса, который стоял под этим деревом. Когда я его окликнул, он взглянул на меня, а потом отвернулся и как будто бы поднес руку к горлу. Я увидел, как он пошатнулся и упал. Когда я подбежал, он лежал в этом самом положении, на горле у него зияла рана, а рядом, на земле, валялся нож. Мне ничего не оставалось делать, как только послать слугу за доктором Нордхемом и за полицией. Вот и все.