Веселая поганка
Шрифт:
— Молоко горячее пришло, — строго ответила баба Рая. — Уже жа ж глянула я на твое пальтецо, оно жа ж усё жа ж мокрое. Так жа ж и простудиться жа ж недолго.
Я вспомнила рекомендацию своего спасителя и сказала, открывая дверь и впуская бабу Раю:
— Ладно, давай сюда свое молоко.
Она подала мне чашку на блюдечке и, поджимая губы, поведала:
— С медом, с калиной, с горчицей, с малиной. И водочки для смазки горла добавила.
— Бррр! Гадость какая! Уж слишком крутые меры.
— Пей, дочка, пей!
Зная
— Это ще зачем? — буркнула баба Рая, демонстративно вытирая щеку фартуком. — Я те не мужик, шоб такие нежности.
Важничая, она вышла из ванной, но довольная улыбка предательски блуждала на ее сухих губах.
Досыта належавшись в ванной, я вылезла, растерлась жестким льняным полотенцем, накинула махровый халат и отправилась на кухню. Самочувствие было прекрасное, даже ни разу не чихнула. Видимо права была баба Рая, когда обзывала мое здоровье лошадиным.
На кухне меня ждали завтрак и записка. Санька, не дожидаясь школы, научился писать и на каждом шагу с удовольствием демонстрировал свое искусство. По тетрадному листу и вкривь и вкось скакали буквы разного размера: «Мамуля куший иишницу с виччиной а мы гуляим». Знаками препинания Санька пока еще пренебрегал.
Растроганная, я прижала записку к губам и подумала: «Как быстро вырос сынуля. Скоро в школу пойдет, а там в институт, а там и женится, а там уж и до внуков рукой подать…»
В эту милую мысль безжалостно ворвался телефонный звонок. Я схватила трубку и услышала:
— Софью Адамну Мархалеву хочу.
Голос был очень низкий мужской абсолютно незнакомый, с блатным распевом. Мне бы быть умней и подальше его послать, я же ничего лучшего не придумала, как вступить в беседу.
— Софья Адамовна вас слушает, — приветливо сообщила я.
Нет, ну надо быть такой редкостной дурой! Ничему меня жизнь не учит.
— Как, блин, слушает? — поразился голос.
— Ушами слушает, как же еще? А вы что, практикуете другой метод?
— Да нет, блин, ты не мути, а конкретно скажи, кто это — Софья Адамна?
— Да я это, я. Я, Софья Адамовна Мархалева, чему и сама не рада.
Бедный, совсем растерялся, ну никак поверить не хотел в свое счастье. Так энергично чесал в затылке, что даже в трубке был хруст слышен.
— Нет, я не понял. Так Мархалева — ты что ли? Да, блин, почему?
— Да потому, что отец мой был Мархалев, и с такой неприличной фамилией не видать бы ему моей красавицы матери как своих ушей, когда бы не удачное имя Адам, столь милое моей бабуле. Имя это напоминало ей ее незабвенного отца — бабуля тоже была Адамовна — по этой причине она и согласилась на тот неудачный брак, который недолго продержался и распался сам собой, поскольку мама моя была женщина необыкновенная, видимо поэтому она и мало прожила, ведь хорошим людям всегда…
— Спокуха!!! Спокуха-спокуха-спокуха! — взмолился мой приблатненный собеседник. — Ну тебя, блин, и несет. Тормозить, блин, совсем не умеешь. Ты мне, блин, чисто конкретно скажи: ты это или не ты?
— Конечно я — это я. А вот кто ты? Впрочем, догадываюсь. Это ты что ли, Феликс? — я перешла на сокровенный шепот.
Мой собеседник, похоже, опешил, потому что выдержал рискованную паузу, в которую я запросто могла бы вставить новый монолог минут эдак на двадцать, но я ждала ответа.
— Ну ты, блин, даешь! — наконец выдохнул он. — Да нет, я не Феликс, но типа него. Так значит ты и есть Мархалева?
— Абсолютно, — заверила я.
— Нет, я не понял. Нет, ты не гонишь?
— Конечно не гоню. Даже не представляю как это делается.
— Ну, я попал! Да нет, ты гонишь! Ежики-то не складываются.
Я удивилась:
— При чем тут ежики?
— Тебя же, блин, того… Нет, я не понял, сколько же вас, Мархалевых?
— В этой квартире, слава богу, я одна. Зря вы не позвонили в соседнюю квартиру, там проживает Старая Дева, она, правда, тоже одна, но любит мужское общество, с ней бы у вас получилась более оживленная беседа, потому что…
— Спокуха! — зверея, прорычал тот, который типа Феликса. — Спокуха. Ты, блин, совсем без тормозов. Атас полный. Не догоняю, почему ты, блин, до сих пор живешь. Я аж взмок, так непросто с тобой добазариться. Слушай сюда: значит в этой квартире Мархалева одна?
— Зуб даю, — заверила я, стараясь говорить на языке более доступном.
— Ага, значит в этой квартире Мархалева ты одна. А в другой?
— За другие я не в ответе.
— Ну нет! — с новым жаром воскликнул он. — Нет, я не понял! Ты же, блин, сама туда того, булькнула прямо с «пушкой».
— И не надейтесь, — предупредила я и на всякий случай добавила: — «Пушка» — да, утонула, а со мной ни фига не вышло.
— Ну ты гонишь!
Мне это стало надоедать; такой тупости я не встречала, хоть и немало повидала на своем веку.
— Странно, — воскликнула я. — Вы звоните, хотите услышать Софью Адамовну, а когда ваше желание исполняется, вы никак поверить этому не можете.
— Не въезжаю, точно, да как же, блин, я въехать могу, — вспылил мой собеседник, — когда ты, блин, должна в холодной воде в жмурки играть.
— Ну, вы опомнились, молодой человек, — рассмеялась я. — Я и в холодной воде уже побывала, и в теплой, и даже успела влюбиться и напиться горячего молока и теперь собираюсь завтракать, так что не мешайте мне, пожалуйста, пока вежливо вас прошу.
С чего я вдруг так обнаглела, понятия не имею, но мне тут же дали знать, что я опять неправа.
— Ты вот что, бикса позорная, — отбросив зачатки вежливости, рявкнул мой собеседник, — не дергайся, дома сиди, я, блин, щас подскочу. Перетру с тобой кое-что по— быстрому.