Веселое и грустное
Шрифт:
Я понимаю, спортивные судьи скромно оценили бы технику моего прыжка, особенно его художественные достоинства. Однако же, главное в том, что я вовремя спохватился, не свернул шеи и не потерял рулон бумаги. Все эти лестные мысли пронеслись в голове, когда я находился еще в горизонтальном положении. И стоило мне встать на ноги, как послышалось грозное: «Гражданин, почему вы нарушаете?»
Дабы не держать непредвиденного на сегодня экзамена перед стражем порядка, я в три прыжка достиг тротуара и побежал галопом, лавируя между прохожими с
Наконец, отдышавшись, обращаюсь к прохожей женщине за справкой. С глубоким сочувствием не лишенная юмора тетенька мне ответила:
— Детка, если ты дальше будешь бежать в этом направлении, ты скоро увидишь Холодную гору!
Кошмар! При таком жестоком цейтноте я бежал в противоположную сторону…
Круто разворачиваюсь и продолжаю бег подальше от Холодной горы, навстречу горячим лучам солнца. Очень нежелательным. Я и без них истекал соленым потом марафонца. Сердце рвалось наружу из моей пылающей груди. В подобных случаях включают второе дыхание. Мне нечего было включать: оно ушло на постыдное бегство от ответа на сакраментальный вопрос: «Гражданин, почему вы нарушаете?» Третьего дыхания, к сожалению, не дано. Даже в таких экстремальных условиях.
И все-таки я бежал. Блиставшие в те годы знаменитые стайеры братья Знаменские могли бы позеленеть от зависти, глядя на мою бесподобную технику. Мои легкие питались уже не кислородом, а смесью отчаянья и упорства. «Успеть бы», «успеть бы» — выстукивало несчастное сердце. Согласно популярной песне я покорял только пространство, но, увы, не время.
Как же я обрадовался, когда зашлепал потрепанными балетками по Московскому проспекту! Последние метры. Последние усилия. Рывок. Еще рывок. И наконец — долгожданное трехэтажное здание техникума. Влетаю в вестибюль и здесь меня постигает неожиданный страшный, удар.
— Шкет, ты куда? — выросла передо мной монументальная фигура в галунах и позументах.
Несомненно, моя выгоревшая неопределенного цвета майка и видавшие виды брючата из чертовой кожи ввели в заблуждение швейцара, и меня, нынешнего абитуриента, завтрашнего студента, послезавтрашнего члена-корреспондента, назвали шкетом. Чудовищное оскорбление!
Я бы немедленно выхватил шпагу, случись это в эпоху позднего средневековья, но уже вступила в свои права эпоха ранних товарищеских судов, которые в иной плоскости решали конфликтные ситуации. К тому же в моем распоряжении оставались считанные секунды. Надо было принимать блицрешение. И оно пришло:
— Папаша, вы ответите перед историей! — выпалил я угрозу мрачным голосом героя древнегреческой трагедии.
Я рассчитывал на психологический нокдаун, а получился классический нокаут. Швейцар знал, как можно отвечать перед народным судом, перед господом богом и перед директором техникума Полищуком, однако же не имел понятия, как держать ответ перед загадочной историей. И пока несчастный пребывал в глубоком нокауте, я проскочил мимо него, сдал бумагу и, взбежав по лестнице на второй этаж, робко зашел в аудиторию.
Экзаменатора еще не было. За столами сидело несколько десятков будущих публицистов и очеркистов. Жалких и испуганных. Казалось, они застыли в тревожном и томительном ожидании грозного судьи, который войдет и зловеще произнесет:
— Встать, суд идет!
Но вошел улыбчивый молодой человек и тихо по-домашнему запросто сказал:
— Запишите темы…
Из трех названных тем была и такая: «Как я ехал на экзамены».
Эту тему я решительно отверг. Причина вам уже известна.
СОРОК ВОСЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ…
Даже статистика, которая все знает, едва ли ответит на вопрос, сколько же на белом свете людей, лишенных чувства юмора. Личные наблюдения дают мне право подозревать, что их больше, чем нам кажется.
Как-то мне привелось в сатирическом отделе газеты поместить пару шутливых объявлений. Разумеется, критического плана. Одно из них гласило: «Улановскому райисполкому требуется рабочая сила для оживления культурно-массовой работы в сельских клубах».
И что же? По «объявлению» вскоре зачастили ходоки в райисполком. Они настойчиво предлагали свои услуги. Никакие объяснения не помогли. Посетители твердо стояли на своем: в газете пропечатано, стало быть, давай работу!
Просматривая подшивку газеты «Красный Крым» за 1925 год, обратил внимание на небольшую критическую заметку, подписанную псевдонимом Икс-Волк. В ней шла речь о весьма свободных нравах Пушкинской улицы в Симферополе. Все изложенное Икс-Волком настолько соответствовало сегодняшнему дню, что я решил полностью перепечатать заметку в первоапрельской юмористической полосе.
И хотя следовала шуточная приписка, объясняющая перепечатку, все же в редакцию, к моему изумлению, поступил ответ из районного отдела милиции.
Признав факты сорокавосьмилетней давности правильными, начальник отдела в первом параграфе официального ответа указал, сколько человек за последний год на Пушкинской было задержано «за мелкое хулиганство, за появление в пьяном виде, за распитие спиртных напитков в неположенных местах и за другие правонарушения», во втором сообщил о принятых мерах и в третьем — о мерах, намечаемых на будущее.
В телефонном разговоре я сказал начальнику отдела, что официальный ответ вовсе не обязателен. Это же обычная первоапрельская шутка.
— От этой шутки мне жизни не было! — скорбно прозвучало в трубке.
ХАРЬКОВСКИЙ СУДЬЯ
Дабы укрепить свой скудный студенческий бюджет, я в каникулярное лето тридцать восьмого года подрабатывал в райгазете. Это было в тихом зеленом поселке близ Изюма. Помнится, бюджет мой не особенно укрепился. Зато приобрел славу, о которой и мечтать не мог. Да еще в какой сфере — спортивной!