Веселые и грустные истории про Машу и Ваню
Шрифт:
– Папа, мы что, не идем в лес? – внешне спокойно спросила Маша.
Я, конечно, понимал, какая буря бушует у нее в душе на самом деле. Но разве у меня не бушевала в душе буря, когда я в полночь увидел свою дочь не в пижаме, а в полном боевом снаряжении, в котором можно было не только в лес – и на Северный полюс безо всякого страха отправляться?
– Идем, – говорю, – но только завтра утром. И ты об этом знаешь. Только вводишь в заблуждение бедного маленького Ваню. Хорошо ли это? Посмотри, ведь он так верит тебе.
Маша посмотрела
– Папа, – спросила Маша еще раз на всякий случай, – может быть, мы все-таки пойдем сейчас в лес? Понимаешь, Тони очень хочет. А я-то могу и не ходить, конечно.
Она еще думала, всплакнуть ей или не стоит, когда я в жесткой форме окончательно отказался идти ночью в лес. Она поняла, что слезами горю не поможешь, снова взяла за руку Ваню и неожиданно сказала:
– Пойдем, Ваня. Мы, кажется, не туда попали.
И они вышли. Вот этого я от нее не ожидал. То есть как это не туда? А куда же они хотели попасть? Может быть, к их маме? Да нет, там разговор был бы еще короче. Что имела в виду эта девочка? В общем, она почти лишила меня сна. То есть все-таки достигла своей цели.
Утром мы пошли в лес. Дети были в расписных резиновых сапожках и с настоящими берестяными лукошками в руках. Уверен, мы представляли собой живописную группу. Маша здоровалась с лесом и вообще-то была по-настоящему потрясена. Ваня старался не отставать. В лесу было неожиданно много грибов, правда, почти все несъедобные.
– Папа, – спрашивала Маша, – это что? Я подробно объяснял, что это поганка.
– Можно, я к ней ближе подойду?
– Давай. Только не очень близко.
– А можно еще ближе?
– Ну еще чуть-чуть.
– А можно, я его развалю? Только можно, я буду держать тебя за руку?
И вот так мы долго ходили по лесу и даже набрали грибов. Ваня первым научился отличать съедобные от несъедобных и сам нашел несколько грибов. Он даже запомнил слово «груздь». Время от времени, когда кроны деревьев начинали качаться от ветра, Маша грозила лесу пальцем:
– Не шуми! И он утихал.
Маша держалась в общей сложности часа два с половиной, а потом призналась:
– Папа, меня лес уморил. Придется идти домой. Мы пошли домой, потом долго чистили грибы, потом солили их. Потом позвонил ее дядя и спросил, какие грибы мы видели.
– Давилики, – ответила Маша.
– Почему давилики? – растерялся дядя.
– Потому что мы их давили.
Он тогда спросил, много ли грибов мы собрали в корзину.
– Нет, не очень, – сказала Маша. – Все, которые недодавили.
«Не переживай, папа же всегда возвращается»
Я сижу в гостинице «Вахш» в Душанбе и думаю о том, что у Вани скоро день рождения. Эта мысль примиряет меня с таджикской действительностью.
Ему исполнится два года. Маша почти вдвое старше. Она ждет этого праздника гораздо более страстно, чем Ваня.
– Папа, – говорит она, – но мне уже надоело ждать. Сколько можно?
– А что ты так волнуешься? Терпи.
– Когда ему исполнится два года, он наконец-то будет называть меня «Маша», – говорит она.
То есть она ждет именно этого. Вот что будет лучшим подарком ей на день его рождения.
– А сейчас он как тебя называет?
– «Мафа», – вздохнув, говорит она.
На самом деле ей очень нравится, что Ваня еще не овладел в совершенстве родной речью. Она подходит к нему и говорит:
– Ваня! Скажи «акула»!
– Акула, – говорит Ваня.
– А-а, – разочарованно говорит Маша.
Еще неделю назад у него не получалось это слово.
– Ваня, еще раз скажи «акула», – она, видимо, надеется, что первый раз у него получилось случайно.
– Акула, – с готовностью подтверждает мальчик.
– Ваня, а скажи тогда «Кощей Бессмертный». Мальчик потрясенно смотрит на нее. Он не может вымолвить ни слова.
– Ваня, почему ты молчишь? – интересуется эта добрая девочка. – Не молчи. Я не люблю, когда молчат.
Ваня молчит. Нет, он ничего, конечно, не затаил. Он просто не может вымолвить ни слова.
– Ты, наверное, просто скучаешь, Ваня? Да?
– Да, – говорит мальчик просто для того, чтобы поддержать разговор.
– Ничего, – успокаивает она. – Все скучают. Мама скучает по папе. Я скучаю по Паоло.
Я даже вздрогнул, когда это услышал. Слишком хорошо она помнит этот летний отдых на берегу моря. Я думал, что увлечение итальянским танцовщиком давно прошло.
– А я? – неожиданно вступает в разговор Ваня.
– А ты, Ваня, скучаешь по бабушке, – с удовлетворением говорит Маша.
А он-то, наверное, надеялся, что он скучает по какой-нибудь девочке.
Было во всем этом, конечно, с ее стороны какое-то утонченное издевательство. Настолько утонченное, что Ваня его даже не заметил.
Но в целом она к нему относится позитивно.
– Хочешь, Ваня, будешь моим мужем? – однажды спросила она его, вернувшись из детского сада. – Я сейчас ищу себе мужа. Пойдешь на работу, принесешь деньги, я их буду тратить. Купим чупы.
Ваня страшно оживляется.
– Много? – переспрашивает он.
– Очень, – кивает Маша. – Очень много чупы.
– Да! – кричит Ваня.
– Ну ладно, я подумаю, – говорит Маша.
– А можешь быть моим сыном. Это для тебя не очень хорошо. Я строгая. Почему у тебя не застегнута пуговица? Ну-ка, иди ко мне!
Ее мама решает прекратить это унижение.
– Маша, может, лучше сама родишь себе мальчика? Ваня – это мой сын.
– Сама? Мам, что-то не хочется, – признается Маша. И вот все это я вспоминаю, сидя в гостинице «Вахш» в Душанбе. В результате взаимных усилий двух сторон, России и Таджикистана, подписаны исторические документы… Тьфу ты! И я думаю о том, что бы мне еще вспомнить про Машу и Ваню. И вспоминаю главное.