Веселые и грустные истории про Машу и Ваню
Шрифт:
Тем временем мы подъехали. Зашли в магазин. Мы все-таки опоздали. Браслеты закончились.
Смешно, но вся надежда теперь и правда только на Ванин пистолет.
«Загадка-то для детей!»
В самолете рейсом Москва – Римини Маша подвела ко мне незнакомую девочку лет семи. Девочка предложила отгадать загадку. На клочке бумаги она нарисовала треугольник, квадрат, домик, поставила между ними плюсы, после них знак =.
– Ну что здесь должно быть? – спросила она. – После знака.
В голосе ее была насмешка.
Очевидно, в этом и состояла проблема.
– Мы теряем время, – неожиданно сказала девочка.
Я мог бы что-нибудь произнести. Это обязательно была бы глупость. Но в какой-то момент уже лучше было сказать глупость, чем промолчать.
– Папа, там, в конце, – цифра, – сказала Маша. Боже, она все понимала. Это было еще хуже. Правда, потом я подумал, что, если бы она понимала действительно все, она могла бы сразу назвать эту цифру.
И все-таки это было кое-что. Подошел мой товарищ, даровитый журналист, кинул взгляд на ребус, поинтересовался, есть ли подсказки, и, услышав про цифру, уверенно сказал:
– Три.
– Почему три? – удивился я.
– Как почему? Треугольник, квадрат и домик. Всего три! – засмеялся он.
Я совсем сник. Мне в голову не пришла даже эта мысль.
– Три? – спросил я эту девочку.
– Конечно, нет, – вздохнула она. Клиенты ей попались тяжелые.
Наверное, с тоски я сделал единственное, что можно было сделать с этими предметами. Я пересчитал углы во всех этих треугольниках и квадратах. Их оказалось 12. Я поставил цифру 12 и с надеждой посмотрел на девочку.
– Ну, правильно, – пожала она плечами.
Ну вот и все. Чистая победа за явным интеллектуальным превосходством. Торжество чистого разума. И никаких эмоций. Я даже не вскрикнул. Полное самообладание.
Потом я подумал, что это была все-таки какая-то сложная загадка. Даже странно было услышать ее от детей. Посчитать углы. Они, может, и не знали, что это такое. Что-то здесь было не так. Или дети специально придумывают для взрослых сложные загадки?
Я спросил девочку, знает ли она, что такое острый и прямой углы.
– Нет, – равнодушно ответила она. – Мне это не нужно.
– А почему тогда 12?
– А столько палочек, – вежливо улыбнулась она мне. – Вы угадали.
Она имела в виду, что я именно угадал.
Она отошла к своему креслу в другом салоне и вернулась через пять минут. В руках у нее снова был листочек. На нем были нарисованы те же треугольник, квадрат и домик, а между ними, через знаки плюс, стояли две семерки.
– Что тут должно стоять в конце? – спросила девочка. Я быстро пересчитал все палочки, прибавил к цифрам.
– Двадцать шесть, – сказал я. И снова – никакого ликования в голосе. Я бесстрастен. Все так просто: я – лучший.
– Нет, – ответила девочка. – Не угадал.
– А сколько же? – спросил я.
Это было так глупо. Я унижался перед ней.
– Попробуйте подумать, – предложила она.
Я
Я догнал ее в зоне таможенного контроля.
– Ну, какая цифра? – можно сказать, тяжело дыша, спросил я.
– Потом, – отмахнулась она.
– Когда потом? – переспросила ее мама. – Мы больше не увидимся с дяденькой.
Девочка показала, чтобы я наклонился поближе к ее рту.
– Двадцать семь, – шепнула она.
– Почему? – оторопел я.
– Сколько палочек, такая и цифра.
– Да я же считал!
Она смотрела на меня с жалостью. Я пересчитал. Там, у нового домика, появилась еще одна палочка, обозначающая потолок первого этажа и пол чердака.
Появилась она, конечно, не случайно.
«Потому что башня – не из молока!»
Утром в итальянском городке Форте-дей-Марми пошел дождь, и выхода не осталось, пришлось ехать в Пизу, на осмотр башни. Вроде и недалеко, 30 километров, но если всю неделю до этого для тебя и триста метров до моря казались пыткой каленым железом (имеется в виду палящее солнце), то можно хотя бы попытаться понять чувства, с которыми я садился в машину.
Дети, впрочем, были, кажется, даже рады. Море с его огромными, переливающимися всеми цветами радуги (то есть самыми вредными) медузами как-то не манило их. К пляжу они тоже с какого-то момента стали относиться с сомнением. В прошлом году его купил один парень, защитник миланского «Интера» Дзанетти. И сразу же на пляже начала править его семейка, и прежде всего папаша Дзанетти, главным смыслом жизни которого стала жгучая (как у медуз) потребность всюду сопровождать моих детей по территории пляжа.
Они залезали в его пластиковый катамаран, вытащенный на песок, и Маша, гордая, восхищенная и немая, с развевающимися на ветру волосами стояла на капитанском мостике, Ваня рулил, а рядом стоял и переминался с ноги на ногу папаша Дзанетти. Может, он думал, что дети угонят его катамаран? Им ни слова он не говорил, а только смотрел на меня и многозначительно страдал. Но я ему тоже ни слова не говорил и тоже страдал. В конце концов он, кстати, добился своего, дети сами как-то сникли, что-то почувствовали и интуитивно переключились на возведение замков на песке, в которых папаша Дзанетти, как бы ни старался, уже не смог бы почувствовать себя хозяином.
Примерно то же самое происходило у нас и в бассейне («Надо мыть ноги перед тем, как прыгнуть в воду» – как будто кто-то не мыл), и в баре («Мороженого с Винни Пухом больше нет, ваши дети за неделю съели мой месячный запас!»).
Этот старик, по правде говоря, так относился ко всем клиентам на пляже его сына (люди вынуждены были с тоски начать ходить за закуской и выпивкой в бары соседних пляжей), но меня, разумеется, интересовала только история с моими детьми. Папаша Дзанетти здорово разозлил меня. И мне понравилось, что он хоть денек поживет без нас. Могу себе представить, как это понравилось ему.