Веселые истории про Петрова и Васечкина
Шрифт:
Да, да, представь себе, читатель, пел, стоя под дождём, унылый Пантелей. Больше ведь ему ничего не оставалось.
Только почему-то в его исполнении песня приобретала прямо противоположный смысл. Например, если из школы доносилось: «ВСЁ У НАС ИДЁТ НЕПЛОХО!», то Пантелей подхватывал: «ПЛОХО, ПЛОХО!»
Или, скажем, в классе пели: «И ПОЙДЁМ МЫ ТУДА, ГДЕ РАСТЁТ ЛЕБЕДА!..», а Пантелей подхватывал: «БЕДА, БЕДА! ОДНОМУ БЕДА!»
При этом бубенчики на его шляпе печально позвякивали.
К тому же, откуда ни возьмись, прилетел намокший от дождя воробей. Он конечно же принял Пантелея за настоящее Пугало.
А поскольку птицы не раз использовали тулью соломенной шляпы Пугала в качестве гнезда, то воробей преспокойно расположился у Пантелея на голове.
И сколько Пантелей ни пытался прогнать нахального воробья, ничего из этого не вышло. Так что пришлось бедному Пантелею в конце концов примириться с неизбежным.
Так он и стоял под дождём в виде Пугала, с воробьём на голове. Позвякивал бубенчиками на дырявой соломенной шляпе и грустно подпевал весёлой песне, доносившейся из школьных окон.
Вот такая история произошла в городке (извини, в посёлке городского типа!) Зеленогорске.
Хочешь верь, хочешь нет.
Домовой Петруша
В одном городе, состоящем из многоэтажных каменных домов, каким-то чудом сохранился старый деревянный дом. Все остальные деревянные дома уже снесли, а этот почему-то уцелел. Как это случилось, я вам объяснить не могу. Может быть, просто очередь до него не дошла. А может быть, важные чиновники, которые решают судьбы домов, и вообще про него забыли. Теперь уже не разберёшь. Впрочем, и не в этом совсем дело.
А дело в том, что на чердаке этого старого дома как раз и жил домовой Петруша. Причём жил он там с незапамятных времён. А с каких именно, он и сам не помнил, потому что жизнь его была очень однообразна, и один день походил на другой, как две капли воды.
Ночью Петруша пел песни тоненьким, деребезжащим голосом, аккомпанируя себе на весьма сложном инструменте, который он соорудил когда-то из древнего выброшенного абажура, серебряных гитарных струн и поломанного кресла, из которого во все стороны торчали пружины. А утром он засыпал и просыпался уже под самый вечер, когда огненными стрелами брызгали в чердачное окошко уличные фонари.
Петруша садился у окошка и с любопытством разглядывал людей, снующих внизу по улице.
– И чего бегут, чего спешат? – удивлялся он. – Что им нужно? Зачем торопятся?
И в недоумении почёсывал затылок мохнатой лапой.
Честно признаться, иногда Петруша немножко завидовал этим людям, которым, видимо, что-то было нужно, раз они куда-то спешили. Самому Петруше ничего такого не хотелось, и никто ему не был нужен. Да и сам он по сути никого не интересовал и никому не был нужен. Не говоря уж о том, что за всю свою долгую жизнь он ни разу никуда не спешил.
В общем, если уж говорить совсем откровенно, то весьма тоскливо жилось Петруше. Но с другой стороны, он за долгие годы к такой жизни привык, и нельзя сказать, чтобы уж очень расстраивался по этому поводу.
Всё изменилось однажды в обыкновенный дождливый осенний вечер.
Только Петруша проснулся и собрался было поудобней устроиться у окошка, как вдруг заскрипели половицы под чьими-то осторожными шагами, и на чердаке появился… человек, тащивший на спине большой узел. Петруша тут же забился в угол и замер там, с интересом наблюдая за незнакомцем.
Человек явно спешил – он тяжело дышал и тревожно оглядывался. Лицо у него было хмурое, небритое, глазки какие-то маленькие, снующие. В общем, не очень он Петруше понравился.
Быстро, стараясь ступать как можно бесшумней, человек пересёк чердак и, так и не заметив сидящего в углу Петрушу, скрылся в чердачном окне.
Некоторое время силуэт его, освещённый появившейся на вечернем небе луной, маячил на крыше, а потом исчез.
Петруша подошёл к окошку, но нигде никого не обнаружил. Он вздохнул, уселся на своё любимое место и, как обычно, стал разглядывать уличных прохожих.
– Странные люди! – думал он. – Даже когда они забираются сюда, на крышу, они всё равно спешат! А ведь казалось бы, чего спешить, раз ты наконец-то остался один, и никто за тобой не гонится…
Но тут как раз Петруша и ошибался. За исчезнувшим в чердачном окошке человеком явно гнались.
Вновь заскрипели половицы под чьими-то быстрыми уверенными шагами, и Петруша снова быстро переместился в облюбованный тёмный угол.
На чердаке появился ещё один незнакомец. Этот понравился Петруше намного больше. Лицо у него было куда приятнее, гладко выбритое. Он оказался моложе предыдущего и к тому же оказался одет в полицейскую форму с блестящими пуговицами. Форма на Петрушу всегда производила благоприятное впечатление.
Незнакомец в полицейской форме остановился и лучом фонарика стал обшаривать чердак.
Петруша вжался в угол и затаил дыхание. Но, как назло, какой-то надоедливый комарик стал виться вокруг него, норовя укусить прямо в нос.
– Тс-с-с! – прошипел ему Петруша.
Но надоедливый комарик не отставал, кружил рядом с противным звенящим звуком. И, улучив момент, когда всё внимание Петруши было целиком поглощено человеком в полицейской форме, наглый комар всё-таки исхитрился и больно впился ему в нос.
– Уй-ю-ю! – завопил Петруша, схватившись за нос и забыв обо всём на свете.
Незнакомец чуть не выронил от неожиданности и испуга фонарик, но тем не менее сумел взять себя в руки, достал из кобуры пистолет, осветил угол, где прятался Петруша, и грозно сказал:
– Стой! Руки вверх!
– У меня не руки, – застенчиво произнёс Петруша, делая шаг вперёд и жмурясь от направленного на него луча фонарика, – у меня лапы!
Увидев Петрушу, человек в форме пришёл в полнейший ужас. Рот у него широко открылся, глаза чуть не вылезли на лоб.