Весна Византии
Шрифт:
Однако Мариана де Шаретти без всяких объяснений на весь день заперлась с дочерью в доме и под предлогом болезни даже не выходила к гостям. Тильду, проплакавшую все глаза, спасло появление супруги Ансельма Адорне, которая с упорством женщины, всегда привыкшей настаивать на своем, заявила, что не уйдет из этого дома, не повидавшись с Тильдой и ее матерью.
После этого пропасть между демуазель и ее дочерью неудержимо росла по мере того, как мать готовилась к отъезду. Напряжение сделало ее чрезмерно придирчивой. Раз за разом Грегорио был вынужден выслушивать ее указания; то же самое относилось и к остальным работникам: Кристофелю, Белобра,
Это будет весьма неприятный визит. Тибо де Флери являлся также дедом Николаса, - и тот его разорил. Первая жена Тибо де Флери дала жизнь матери Николаса. Та самая несчастная, ныне покойная мать, отвергнутая собственным мужем рогоносцем, которому ненавистно стало само имя Николаса. Именно поэтому бывший подмастерье и оказался вынужден покинуть Брюгге. Пока бывший муж его матери жил то в Шотландии, то во Фландрии, ни Николас, ни компания Шаретти не могли чувствовать себя в безопасности.
Впрочем, никто не был заинтересован в том, чтобы обнародовать связь между Николасом и лордом Саймоном. По крайней мере, сам шотландец и его новая жена желали этого меньше всех прочих. В компании Шаретти тайну знали лишь Грегорио, Тоби и Юлиус, которым об этом поведала сама демуазель после всех прошлогодних несчастий.
Грегорио никому не сказал ни слова: даже Марго, своей любовнице, с которой жил уже несколько лет. Однако порой, когда та гадала вслух, подобно многим другим, что же связывает Вдову и ее бывшего подмастерья, Грегорио говорил:
– Я думаю, он нуждался в тепле семейного очага. В детстве он был этого лишен…
В этом году Мариана де Шаретти пожелала лично увидеться с Марго и одобрила выбор своего поверенного. В марте, когда Грегорио отслужил в компании Шаретти целый год, демуазель пригласила их обоих на улицу Спаньертс и там прилюдно поблагодарила стряпчего за его услуги…
Когда позднее Мариана наедине спросила, почему Грегорио до сих пор не женился, он вынужден был открыть ей правду: Марго до сих пор связывали узы брака, и она не могла от них освободиться.
Если бы не это обстоятельство, Мариана вполне могла бы поручить Тильду заботам Марго в свое отсутствие. Ведь даже для того, чтобы съездить в Дижон и вернуться, демуазель понадобится не меньше шести недель, а дорога во Флоренцию и обратно займет вдвое больше времени. Если же придется задержаться и начать процесс по расторжению брака, то вполне вероятно, что демуазель не вернется в Брюгге и не увидит старшую дочь до самой осени, когда придут фландрские галеры. В свою очередь, если дело дойдет до суда, Грегорио намеревался направиться во Флоренцию, вне зависимости от желаний самой Марианы.
Так обстояли дела, когда внезапно пришли сразу два письма от Николаса. В тот день Мариана де Шаретти была занята делами. На закате Грегорио отпустил писцов, но сам оставался в кабинете еще около часа, изучая бумаги и проверяя учетные книги при свете восковых свечей, - небольшая роскошь, который дозволяла ему хозяйка компании.
У ворот зазвенел колокольчик. Привратник вышел, и вскоре после этого кто-то постучал в дверь кабинета. Это оказался один из курьеров Шаретти. Не снимая шпор и плаща, тот принялся развязывать пакет с письмами, и там обнаружилось одно послание для стряпчего, а другое - для демуазель, - оба из Флоренции, подписанные Николасом.
В доме все приходили в восторг, когда юный Клаас, - то есть, конечно, Николас, муж демуазель, - присылал весточки; так что теперь от курьера было невозможно избавиться, пока он не услышит последние новости. Грегорио послал за подогретым вином, а сам развернул пергамент и перерезал скреплявшие письмо нити.
Шифр он знал наизусть, и поэтому с первого взгляда смог оценить суть послания. Затем он перечел незашифрованный текст и пересказал курьеру, и слуге, принесшему вино все основные известия.
– Это их последнее письмо из Флоренции. Они приобрели у Медичи отличную галеру и собираются вскоре отчалить. У них на борту шелк и другой хороший товар, а также опытный экипаж. Капитана зовут Джон Легрант, он воевал в Константинополе. И самое главное - они добились, что Медичи и посланник императора назначили компанию Шаретти представителями Республики Флоренции в Трапезунде.
– Грегорио не требовалось изображать радость. Он и сам не мог поверить тому, что прочитал. Николас все же добился своего!..
Курьер растянулся на лавке и забросил ноги повыше, расплывшись в широкой улыбке.
– Ну, удачи тебе, Клаас, маленький ублюдок!
– Грегорио?
– раздался за спиной резкий голос.
Курьер торопливо вскочил, лакей отпрыгнул в сторону. Грегорио поставил вино на стол и поднялся, по-прежнему держа в руках письмо.
– Демуазель…
Мариана де Шаретти вошла в комнату в дорожном плаще.
– Можете идти, - велела она курьеру и слуге. Челядинец уже выскользнул наружу. Курьер, помешкав, неуклюже поклонился и, по-прежнему держа кружку с вином, подхватил дорожную сумку и бросился в коридор. На выходе он еще успел подмигнуть стряпчему, но Грегорио был не так глуп, чтобы подмигивать в ответ.
Пару раз после отъезда Николаса он видел, чтобы хозяйка так гневалась. Ее румянец в эти минуты становился еще ярче, а глаза лихорадочно блестели. Должно быть, в молодости ей это даже шло, но сейчас, когда лицо осунулось от тревог, злость делала ее некрасивой. Неужели простое упоминание имени Николаса могло вызвать такую реакцию? Затем по взгляду Марианы стряпчий догадался, что она, скорее всего, не слышала их разговора. Гнев ее был направлен лишь на него одного.
– Сядь. Это письмо от Николаса?
– Она рванула плащ на груди с такой силой, что даже затрещала ткань, но когда Грегорио попытался ей помочь, она отодвинулась и швырнула накидку на стул, а затем уселась в соседнее кресло.
– Ну, читай.
– Там есть письмо и для вас, - заметил Грегорио. Послание лежало рядом с ней на столе. Мгновение поколебавшись, Мариана де Шаретти взяла письмо и вскрыла его ножом Должно быть, до сих пор чтение посланий от мужа было для нее некой тайной церемонией, обставленной собственными ритуалами, но сейчас всем этим пришлось пренебречь, и Грегорио в беспощадном свете восковых свечей заметил, что на лице хозяйки отразилась растерянность.
– Ладно, - сказала она наконец.
– А теперь покажи мне свое письмо.