Вестники времен. Трилогия
Шрифт:
— Во, гляди — кабаны! — сэр Мишель вскинул руку указывая на недалёкий пригорок, покрытый молодым сосняком. — Эх, жаль торопиться надо, а то затравили бы кабанчика на ужин отцу Колумбану.
— Как бы тебя такой кабанчик не затравил… — заметил Гунтер, оценивающим взглядом озирая копошащийся в подлеске выводок полосатых поросят и бродивших рядом здоровенных маток, во главе с вепрем настолько впечатляющих размеров, что у Гунтера невольно появилось желание пришпорить лошадь и исчезнуть отсюда побыстрее. Такой гигант вполне мог, придя в ярость убить и лошадь и всадника…
Гунтер глянул на часы, которые исправно заводил и утром и вечером, выяснив, что едут они уже минут сорок. Впрочем, лошади шли
Ехали сэр Мишель и Гунтер к отцу Колумбану самой короткой дорогой, и тропинка эта использовалась лишь для пеших переходов теми людьми, которые хотели посетить пустынника — кто для исповеди и утешения, кто со скромными дарами и просьбами помолиться за их души, другие же, зная, что отец Колумбан пользует больных травами искали у него исцеления не только душевного, но и телесного. Сейчас же, рыцарю и оруженосцу приходилось поспешать, потому что сэр Аллейн д'Эмери ждал их в Аржантанском замке уже к послезавтрашнему утру. А в необходимости разговора с отцом Колумбаном Гунтер был уверен столь же крепко, как и в том, что родился в поместье Райхерт, а не в Китае.
Прогалины перемежались перелесками, кое-где были заметны следы недавней порубки — торчали ещё не успевшие зарасти мхом пни, ощетинившись желтоватыми щепками. Сэр Мишель сказал, что здесь папа разрешил арендаторам валить лес для постройки домов. И вот, когда вырубленный участок кончился, и над головами снова зазеленели пышные кроны деревьев, сэр Мишель вдруг натянул поводья лошади и жестом приказал Гунтеру тоже остановиться.
— В чём дело? — не понял германец. — Зачем встали?
— Тс-с-с… — рыцарь приложил палец к губам, и начал подозрительно озираться. — Ты ничего не слышишь? Прямо наваждение какое-то…
— Ну-ка, ну-ка… — насторожился Гунтер. — Что за ерунда? Кто это может так развлекаться в лесу, в совершеннейшей глухомани? Слушай, Мишель, у вас тут странствующие менестрели, или там трубадуры какие-нибудь бывают?
— Встречаются иногда. Но какой болван станет распевать посреди чащи? Да тут до ближайшей деревни не меньше полулиги, а до папиного замка и того больше.
В ароматном лесном воздухе, заглушая лёгкий шум колышущейся под слабым ветерком листвы разносились звуки лютни — простенькая, незамысловатая, но чарующая мелодия расплывалась мягкими волнами под ветвями столетних вязов, будто где-то там, в зеленоватом полумраке и впрямь спрятался хороший, умелый музыкант. И играл он просто так, в своё удовольствие, ни для кого.
— Поехали, посмотрим — решительно сказал сэр Мишель, пришпоривая лошадь, которая почему-то начала беспокоиться и нервно пританцовывать. Коняга Гунтера вела себя, кстати, точно также. Животные словно испугались неизвестного лютниста и не желали идти в сторону, куда намеревались направиться их хозяева.
Между деревьев стала видна небольшая полянка, посреди которой на густо заросшем ярко-зелёным мхом пенёчке, мягком, как бархатная подушка, восседал седой человек с аккуратно постриженными усами, в чёрном бархатном камзоле, из которого выглядывал белоснежный накрахмаленный воротник рубашки, Малиновый берет был щегольски заломлен на левое ухо. Человек наигрывал на лютне, мурлыча себе под нос ту самую мелодию, что ещё издалека услышали рыцарь с оруженосцем. Разве что теперь они могли расслышать слова песни:
В железном дворце греха живёт наш ласковый враг, На нём копыта и хвост, и золотом вышит жилет. А где-тоС правого бока к широкому поясу певца были прикреплены ножны с простым клинком.
Лошади окончательно перестали слушаться, оседали на задние ноги, всхрапывая и ожесточённо грызя удила, и наотрез отказывались выходить из-под спасительной тени деревьев на поляну.
Сэр Мишель пристально всмотрелся в менестреля и, узнав его, изменился в лице, поднося два пальца ко лбу в молитвенном жесте.
— Pater noster, qui es in caelis… [7]
Лорд, услышав это, сладенько ухмыльнулся и слегка кивнул головой, продолжая петь:
Ударим в малиновый звон, спасём всех дев от него, подлеца, Посадим их всех под замок и к дверям приложим печать, Но девы морально сильны и страсть, как не любят скучать, И сами построят дворец и найдут, как вызвать жреца…7
«Отче наш сущий на небесах…» (лат.)
Сэр Мишель как во сне закончил молитву:
— …et ne nos inducas in tetationem; sed libera nos a malo, [8] — и шёпотом пробормотал, осеняя себя крестом: — Amen…
Лорд на секунду отнял пальцы от струн лютни, прервал пение, посмотрел на сэра Мишеля и брезгливо сморщился, будто старая дева, созерцающая целующуюся парочку на скамейке напротив. После чего деликатно прокашлялся, прикрыв рот кулаком, и запел заново, ничуть не обращая внимания на вытаращенные глаза рыцаря и наливающееся краской ярости лицо Гунтера.
8
«И не введи нас во искушение но избавь нас от зла». (лат.)
Лорд неожиданно прервался, отложил лютню и приветливо помахал рукой, радостно улыбаясь. Видя, что лошади Гунтера и сэра Мишеля бьются, будто от колик, он устало вздохнул, щёлкнул пальцами, и тотчас же обе кобылы успокоились, застыв, как вкопанные. Всадники немедленно соскочили на землю.
— Вам понравилось, как я пою? Многие говорили, у меня неплохой слух и хороший голос. И песня, между прочим, отчасти про меня… Одни славный человек написал, в конце двадцатого века. Русский, кстати говоря. А перевод — мой, и неплохо получилось, смею заметить, — и, видя, замешательство явно узнавших его людей, Лорд добавил погромче: — Господа, что же вы, идите сюда, я не кусаюсь. Впрочем, в этой истине вы уже могли убедиться, — и сатана весело расхохотался, хлопая себя ладонью по бедру.