Весы Фемиды
Шрифт:
— Все в порядке? — поинтересовалась она.
Тусклые глаза поймали ее взгляд.
— Бумаги?
— Я нашла их там, где вы сказали, и положила на стол.
— Сюда, — попросил голос с кровати.
— Как скажете. — Она прошла в дальний конец просторной спальни и вернулась с запечатанным и перевязанным тесьмой пакетом, который положила на прикроватную тумбочку.
— Мемуары, — прошептал старик.
— Трудно представить, — заметила сестра Кеттл, — сколько в них вложено труда. Наверное, писать книгу ужасно интересно! А сейчас вам надо немного
Она наклонилась и, заглянув ему в лицо, встретилась с тревожным взглядом. Сестра ободряюще кивнула, улыбнулась и устроилась неподалеку с иллюстрированной газетой. Какое-то время в спальне царила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием и шуршанием перелистываемой страницы.
Открылась дверь, сестра Кеттл поднялась и, убрав руки за спину, встретила Марка Лакландера, за которым следовал полковник Картаретт.
— Все в порядке, сестра? — тихо спросил Марк.
— Более-менее, — так же тихо ответила она. — Беспокоится. Хорошо, что пришел полковник.
— Сначала мне надо его осмотреть.
Он подошел к кровати и взял руку деда, не спускавшего с него тревожного взгляда.
— Вот полковник Картаретт, дедушка. Ты готов с ним поговорить?
— Да. Прямо сейчас.
— Хорошо. — Пока Марк проверял пульс, полковник расправил плечи и подошел ближе.
— Рад вас видеть, Картаретт, — неожиданно звонко произнес сэр Гарольд, чем немало изумил сестру Кеттл. — Спасибо, что пришли.
— Здравствуйте, сэр, — ответил полковник, бывший на двадцать пять лет моложе старого аристократа. — Жаль, что вы болеете. Марк сообщил, что вы хотели меня видеть.
— Да. — Он указал взглядом на тумбочку: — Вот бумаги. Возьмите их. Прямо сейчас.
— Это мемуары, — пояснил Марк.
— Вы хотите, чтобы я их прочитал? — поинтересовался Картаретт, подходя ближе.
— Если вас не затруднит.
В наступившем молчании Марк передал пакет полковнику Картаретту. В глазах сэра Гарольда, наблюдавшего за сценой, промелькнула искра интереса.
— Мне кажется, — произнес Марк, — дедушка надеется, что вы сможете подготовить мемуары к печати.
— Я… ну, конечно! — согласился полковник после секундного замешательства. — Для меня большая честь, что вы доверяете моему суждению.
— Доверяю, — подтвердил старик и добавил: — Причем полностью! И еще одно. Марк, если ты не против…
— Разумеется, дедушка. Сестра, вы не могли бы выйти со мной на минутку?
Сестра Кеттл вышла с Марком из комнаты, и они отошли к широкой лестнице, погруженной в полумрак.
— Похоже, развязка уже близко, — заметил Марк.
— Но как замечательно он держится в присутствии полковника!
— Только за счет напряжения всех сил, — ответил Марк. — Думаю, что он делает последнее усилие, прежде чем уйти из жизни.
— Просто удивительно, как люди держатся за жизнь, а потом вдруг отступают, — согласилась сестра Кеттл.
Внизу открылась дверь, и свет с улицы упал на лестницу. Марк перегнулся через перила и увидел в дверном проеме грузную фигуру бабушки. Она ухватилась за перила и начала тяжело подниматься по ступенькам. В тишине было слышно, как она задыхалась.
— Спешка никому не идет на пользу, — произнес он, обращаясь к старой леди.
Та остановилась и подняла голову.
— Господи! — воскликнула она. — Неужели я слышу доктора?
Уловив иронию в ее голосе, Марк улыбнулся.
Наконец она добралась до площадки наверху. На необъятной груди бархатного вечернего платья со шлейфом красовались небрежно приколотые бриллиантовые украшения, которые вспыхивали и переливались искрами при каждом вдохе и выдохе.
— Добрый вечер, мисс Кеттл, — поздоровалась леди Лакландер, с трудом переводя дыхание. — Спасибо, что пришли помочь моему старику. Как он, Марк? Морис Картаретт пришел? Что это вы здесь топчетесь вдвоем?
— Полковник здесь. Дедушка хотел поговорить с ним наедине, поэтому мы с сестрой и оставили их.
— Ох уж эти проклятые мемуары! — не скрывая досады, воскликнула леди Лакландер. — Тогда, наверное, мне лучше не заходить.
— Вряд ли встреча продлится долго.
На площадке стояло большое кресло времен Якова I, и Марк подвинул его, предлагая бабушке сесть. Та опустилась и, сбросив старые шлепанцы с удивительно маленьких ножек, критически их оглядела.
— Твой отец, — сказала она, обращаясь к Марку, — прилег вздремнуть в гостиной, успев сообщить, что хотел бы поговорить с Морисом. — Она грузно повернулась к сестре Кеттл: — А вы, добрая душа, пока вы не заступили на дежурство, не окажете мне услугу, чтобы поберечь мои распухшие ноги? Вы не спуститесь вниз, чтобы растолкать моего летаргического сынка? Скажите ему, что полковник здесь, и пусть вас покормят. Что скажете?
— Конечно, леди Лакландер, — сказала сестра Кеттл.
«Наверняка хотела меня отослать, но сделала это тактично», — подумала она, спускаясь по лестнице.
— Славная женщина, эта сестра Кеттл, — заметила леди Лакландер. — Понимает, что я хотела ее просто отослать. Марк, что на самом деле так тревожит твоего деда?
— А его что-то тревожит?
— Не увиливай! Он места себе не находит… — Она замолчала, глядя, как судорожно подергиваются ее унизанные перстнями руки. — У него неспокойно на душе, — продолжила она, — и во второй раз за время нашего брака я не могу понять, в чем дело. Это как-то связано с Морисом и мемуарами?
— Судя по всему, похоже, что да. Он хочет, чтобы полковник подготовил их к печати.
— А первый раз, — пробормотала леди Лакландер, — это случилось двадцать лет назад, и тогда я себе места не находила. И теперь, когда настало время нам расстаться… а оно настало, так ведь?
— Да, дорогая, похоже, что так. Он очень устал.
— Я знаю. А про себя я такого сказать не могу. Мне стукнуло семьдесят пять лет, я безобразно располнела, но вкус к жизни не потеряла. И все же есть вещи, — продолжала она изменившимся тоном, — которые нельзя пускать на самотек. Нельзя, к примеру, оставлять без присмотра твоего отца.