Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню
Шрифт:
– Пошли, – повторила Мэллит, покосившись на свечу в лапках бронзовой куницы. Как просто дать зарок каждый вечер смотреть в огонь, но порой приходится уходить прежде, чем он погаснет.
– Мы можем пойти завтра, – негромко сказала Сэль. – Прости, что я к тебе ворвалась.
– Ничего. Не будем откладывать неприятное, иначе оно станет расти.
Они перешагнули лежащего за порогом Маршала и спустились лестницей, по которой проходило и зло, и добро. Кот за ними не последовал, он понимал, что хозяйка не стремится ни в кухню, ни к садовой двери. Возле комнаты герцога Надорэа подруга вздохнула и поправила воротник.
– С
Сэль постучала дважды и назвалась, за дверью зашуршало и стукнуло. Герцог Надорэа запирался сразу на ключ и на крюк, хотя к нему приходили, лишь когда без этого было не обойтись.
– Селина! – воскликнул облаченный в коричневое хозяин. – И вы, милое дитя, прошу вас. Но что привело двух юных особ в столь поздний час в мою обитель? Надеюсь, не произошло ничего дурного?
– Мама прислала письмо, – объяснила Сэль. – Она по просьбе графини Савиньяк и графини Ариго гостит в замке Альт-Вельдер. Это очень далеко, и сейчас туда не проехать из-за снега, а потом все начнет таять, так что других писем не будет до середины весны. Мама очень рада, что вы живы и остановились у нас, она бы вам сама все объяснила, но ей пришлось спешить, потому что уезжал гонец к генералу Ариго. Мама успела написать только мне, чтобы я попросила вас задержаться.
– Могу… Могу ли я увидеть ее письмо?! Я не смею молить о праве прочесть посвященные мне строки, только увидеть!
– Я его сожгла, мы привыкли сжигать письма, когда жили при дворе, но я могу отдать вам футляр. Он очень красивый и на нем изображен замок, где мама сейчас.
– Вы ангел! Но как жаль, как невозможно жаль, что письмо погибло, хотя я понимаю… Дорак и его приспешники не оставили нам выбора, мой кузен тоже сжигал письма, даже самые невинные. Страшные времена порождают страшные привычки, и они остаются с нами навеки, но расскажите же о вашей прекрасной матушке! Все, что можете вспомнить и что не является тайной.
– Но я все уже рассказала. Мама написала совсем немного, ведь у нее не было времени. Давайте я принесу футляр.
– Нет-нет, девушке из хорошей семьи не пристало быть на побегушках у мужчины, вы же не камеристка! Я пойду вместе с вами, но где же курьер? Я хотел бы его наградить и задать ему несколько вопросов.
– Он заехал к нам по дороге, ему еще надо в армию к графу Ариго и герцогу Придду. Это солдат, он доставил то, что ему велено, и отправился дальше.
– Как жаль… Но если солдат смог проехать сквозь снега, значит, это возможно! Я знаю, где сейчас ваша матушка, я найду проводника!
– Если бы мама хотела, чтобы вы приехали, она бы так и написала, а она хочет, чтобы вы ждали весны вместе с нами.
– Таково ее желание?
– Да.
– Я подчиняюсь, хотя… Создатель, конечно же! Как же я не понял сразу?! Весной истекает срок траура, о котором я непристойно позабыл. Я с чистой совестью смогу предложить своей избраннице руку и сердце, и нас никто не осудит! Да, разумеется, я остаюсь здесь, с вами. Ваша матушка могла бы велеть мне шагнуть в огонь, и я шагнул бы, а мне предстоит всего лишь ждать! Сама просьба остаться в этом доме означает согласие, но мы не должны давать повода злым языкам, особенно теперь, когда регент Талига возвел меня в герцогское достоинство. Конечно, если вернется юный Ричард, я умолю герцога Алва отменить свое решение, но от мальчика слишком долго
– Сударь, – напомнила Сэль, – вы хотите мамин футляр для писем?
– Да! Да… Я верну его вашей матушке, но не пустым! Вы не знаете, в этом городе есть ювелир, который может сделать достойные браслеты?
Подруга знала, но день золотых дел мастера короток.
– Драгоценное прекрасно при свечах, но обретает достойный облик при свете дня, – вспомнила уже полузабытые слова Мэллит. – Небо ясное, завтра будет солнце, оно выявит обманное и позволит узнать лучшее.
Глава 3
Приддена. Старая Придда
1 год К. Вт. 13-й день Зимних Ветров
По крайней мере одним богоугодным делом в Олларианской академии занимались точно – фруктовый сад, в котором утопало главное здание, изобиловал птицами, и подкармливали их на совесть. Опоясавший кардинальские покои широченный балкон – и тот украшала кормушка, где вовсю возились местные пичуги, однако умиления писклявое копошение не вызывало. Матильда поплотней запахнула подбитый мехом плащ и попыталась вспомнить, как Этери называла летучего «карлиона». Увы, память удержала лишь половину кагетского прозвания, настырный обжора на талиг бы именовался «зеленоштанцем», вот только каким?
– И пребудут с нами лишь птицы небесные, – выбравшийся вслед за супругой на балкон Бонифаций был откровенно доволен. – Как ни изворачивайся – не подслушаешь. Вот в столовой и, того более, в кабинете если и вести беседы, то не для себя, но для ушей непотребных. Сие полезно, только как бы ты хихикать не принялась.
– Могу, – согласилась женщина, разглядывая лежащие внизу сугробы, под которыми угадывались цветники. – Я еще и пристрелить могу.
– Не ко времени, – отрезал благоверный, доставая часы. – Регента сподручней в тиши дождаться, а там поглядим. Скоро для приватной беседы здешний боров заявится. Как он тебе с первого взгляда-то показался?
– Да как все они: гидеонит гидеонитом, только аспид. Если бить будешь, я посмотреть хочу.
– Сдержусь, – заверил Бонифаций. – Ты, пока я беседовать буду, погулять бы сходила.
– Не хочу!
– Не для удовольствия. В апартаментах к тебе не подступиться, а в садах али на голубятне – запросто. Должен же кто-то на здешнего Аврелия донести, да и Платон, что мастерскими живописными ведает, мне любопытен. Глянуть бы тебе на богомазов, а то б и картинку-другую добыть на свой вкус. Кардинальшу уважат хоть бы и Леворуким со всеми тварями его.
– Добуду, – чуть не облизнулась алатка, которую потихоньку охватывал охотничий азарт. Разобраться в змеином клубке, где чья башка, а где – хвост, было не только нужно, но и до ужаса любопытно, к тому же хотелось утереть нос Бурразу, которого признанные умники годами держали за тергача. – Только как бы мне по незнанию не наерундить. Я с регентом и паршивцем Валме по три часа, как некоторые, не болтала, а Урфрида мало того что себе на уме, так еще и самого ума небогато.
– То тебе виднее, – кивнул супруг и придвинулся поближе. Поправить подбитый мехом плащ и… вообще. – Кубло в стенах сиих вызрело знатное, а все с того, что Сильвестр, дрянь эдакая, запамятовал, что смертен.