Ветер над островами
Шрифт:
— Ну все, пошли к барыжнику, — сказала Вера, потянув меня за рукав.
Судя по всему, мысли у нее при виде казни были похожи на мои, потому что в голосе явственно слышалось удовлетворение. Пусть и не эти скупили добычу с ее разбитого обоза, но такие же. А вообще неплохо было бы узнать, кому достанется груз с ее обоза. И тоже сюда, на помост, на местную версию мейкапа.
Толпа начала разбредаться по сторонам, торговцы возвращались в лавки и к своим лоткам. От одного из таких тянуло жарящимися в масле пончиками, и так аппетитно, что я чуть слюной не захлебнулся.
— Потом поедим нормального? На шхуне ведь не накормят — кок с нами ушел, а двое, что остались, себе готовить не будут, в городе поедят.
— Не вопрос! — поддержат я идею с воодушевлением. — Давай только по главным делам закончим, чтобы нам на проблемы не нарваться, и поедим.
Лошадьми торговали в дальнем углу рынка, у небольшого загончика, в котором мирно стояли у яслей с сеном несколько разнотипных коняшек — как верховых, так и тягловых, как даже я сумел понять. А отдельно от них пристроилась пара мулов. Пахло мочой, навозом, но это не удивляло — этими субстанциями весь город попахивал ввиду изобилия гужевого транспорта, а здесь это лишь сильнее чувствовалось.
Под навесом в тенечке, с бутылкой чего-то, напоминающего пиво, в руке, сидел коренастый здоровяк с русой бородой с проседью, в широкой шляпе, напоминающей украинский брыль, какими художники любили снабжать чумаков на картинах. Правда, вместо рубахи-вышиванки на нем был темно-синий жилет вроде разгрузочного, из крашеной парусины, а на поясе висела нагайка и револьвер с рукояткой из светлого дерева.
— День вам добрый, — поприветствовала его Вера.
— И тебе добрый, девушка, — кивнул барыжник, приподняв шляпу и слегка поклонившись. — С чем пожаловала?
— Коняшек вот продать, — ответила девочка, похлопав по блестящей мускулистой шее своего гнедого.
— Продать, говоришь? — хмыкнул бородач. — Не на продажу выставить?
— Некогда выставлять, — покачала она головой. — Со шхуной мы, с Большого Ската. Куда их нам?
— Коняшки-то… — задумчиво поскреб в бороде барыга, — …коняшки негрские, так? Откуда у вас?
— С бою взяли, — ответил я, решив больше не изображать из себя немое изваяние. — Они обоз у нас побили, а мы с них коней взяли.
— Вот как? — остро глянул на меня из-под брыля барыга.
Затем его взгляд быстро проскакал по мне, задержавшись на неприлично короткой бороде, затем с лица на оружие, потом на руки, но больше он ничего не сказал. Затем он вновь повернулся к лошадям и взялся за осмотр. Смотрел быстро, ловко, не церемонясь. Я-то до сих пор их немного побаивался — барыга же бестрепетно лез пальцами им в зубы, задирал копыта, нажимал пальцами куда-то в подбрюшье, отчего лошади дергались и фыркали, и делал еще великое множество непонятных мне манипуляций. И лишь минут через пятнадцать опять обернулся к нам, вспотевший и покрасневший, снял шляпу, утер лысину платком, более похожим размерами на наволочку, вытащив его из кармана, и сказал:
— Если сразу, то по пять червонцев дам за каждую. Если не всех продавать будете, то цену
У меня появилось стойкое ощущение, что торговаться надо, но, поскольку я понятия не имел, какие тут на лошадей цены, эта мысль так и осталась мыслью. Вера же спросила:
— Сейчас платишь? Не скажешь потом, что денег нет, а сам занимать побежишь?
— Тут не сомневайтесь, барышня, — решительно заявил барыга и приподнял на ремне увесистую сумку из толстой кожи, висевшую у него на боку.
Он тряхнул ее, и в сумке сочно звякнуло. А барыга добавил:
— Как по рукам ударим, так и рассчитаюсь сполна, без обмана. А полковник про бой ваш знает уже?
Как я понял, последний вопрос был с ловушкой, но Вера ответила, не смущаясь:
— Должны были доложить уже. Мы о том объездчикам сообщили. Да и сами к нему зайдем, проверим.
— Кому сообщили-то, если не секрет? — чуть прищурившись, спросил барыга.
— Такой, невысокий, с бородой до пуза, в черной шляпе. По дороге на Торг в объезде, — ответила Вера спокойно.
— Знаю, — кивнул барыга, — Лука это. Хорошо, что сказали.
Видать, какую-то проверку мы тем самым прошли, потому что без долгих разговоров они с Верой ударили по рукам, а затем он полез в свою переносную кассу, из которой отсчитал девочке десять золотых червонцев и пригоршню серебряных монет, в рубль и два рубля достоинством, и даже досыпал каких-то крупных медяков. Затем мы подняли с земли наши ранцы, вновь взвалив ношу себе на плечи, а я еще подхватил трофейную длинную однозарядку, про которую Вера сказала, что пригодится, мол, вскоре.
— Теперь давай тебе одежду купим, — сказала она, быстро перекидывая монеты из одной руки в другую. — И револьвер тебе нужен. Не может здесь стрелок или объездчик без него ходить, странно это. Вот держи, половина здесь с лошадей.
— Ты мне за одну лошадь давай, — сказал я. — Тебе нужней — не я здесь в убытке.
— Все равно, — отмахнулась она. — Все равно мы дальше вместе. А тебе еще понадобятся — на жительство устроиться и все такое.
— Хорошо, — кивнул я, ссыпая увесистую кучку золота и серебра в кошель. — А эти семьдесят пять рублей — это много или мало?
— Не знаю… — чуть озадачилась она. — А как объяснить?
— Ну… — Тут я и сам задумался. — Вот это ружье сколько стоит?
Я показал на висящий уже на спине «винчестер».
— Пятьдесят. Примерно. Оно дорогое, есть и дешевле, — ответила она. — Револьвер хороший — половину от этого. Кони хорошие были, кстати, им цена красная по сто рублей или даже больше, нажился на нас барыжник.
— А одежда почем?
— Если к лучшему портному не пойдешь, а в лавке купишь… на три рубля оденешься прилично, в чем тебя из трактира не выгонят, и еще на три обуешься. — Тут она спохватилась и даже остановилась на секунду. — Да, про обувку — сандалеты купи травяные. В сапогах на палубу нельзя: шкипер тебя за борт скинет с кнехтом на шее, а без них под солнцем ноги сгорят с непривычки.