Ветер над островами
Шрифт:
Когда мы уже достаточно далеко отъехали от берета, усадьбы маленькие начали сменяться большими. Я сразу подумал, что здесь, наверное, и живут те, кому принадлежат суда из бухты. И угадал. Вера показала рукой на скопление каких-то строений впереди и сказала:
— Мой дом.
Территория, занимаемая усадьбой, впечатляла. Там хватало места и для двух немалых одноэтажных домов, и для нескольких домиков поменьше, и для каких-то сараев, и для пышного сада. Коляска вкатила в широко распахнутые ворота и оказалась в окружении множества людей, ожидавших нас.
— Дядя, — шепнула
В середине группы людей стоял средних лет светловолосый человек с окладистой светлой бородой, не делавшей его при этом старше, а скорее наоборот, с румяными щеками и голубыми глазами. Едва завидев нас, он побежал навстречу, протягивая Вере руку:
— Вера, это правда? Павел?..
— Погиб он, дядя Евген, — сказала девочка. — Все погибли, кто с нами пошел. Одна я осталась, отец увел — и Алексей вот, не добили его.
Дядя коротко взглянул на меня пристальным, колючим взглядом, но ничего не сказал, лишь кивнул.
Затем к Вере начали подходить остальные. Невысокая, чуть полноватая русоволосая женщина с круглым лицом, жена дяди, затем его дети — сначала парнишка лет шестнадцати на вид, высокий и худой, с длинными светлыми, как у его отца, волосами и чуть пробивающимся пухом бородки, затем девочка лет двенадцати, круглолицая как мать, а за ней такой же круглолицый мальчик, младший сын дяди. А затем к Вере потянулся настоящий поток людей — всех, кто успел собраться. Обнимали, шептали слова сочувствия, некоторые женщины плакали.
— Иди в дом, я все сделаю, — тихо сказал Вере дядя, после чего добавил, обернувшись ко мне: — Проследи.
Я лишь кивнул, решив, что замечания по дядиному тону можно и на другой день оставить, хотя дядя явно сразу решил расставить все по местам, невзирая на обстоятельства. Ну да ладно, будет другой день — будут и другие обстоятельства.
Веру встретила немолодая женщина, которую звали Евдокия, одетая в серое платье и белый хозяйственный передник. Про нее я от самой Веры слышал: это была вдова моряка, оказавшаяся у Веры в нянях после смерти матери, да так в этом доме жить и оставшаяся, — своих детей не было, а к девочке привязалась, была почти что за мать.
Калечный Василий кивнул мне и повел по темному коридору к комнате, просторной и светлой, с широкой кроватью и даже небольшим письменным столом у окна.
— Тут располагайтесь, в гостевой, — сказал он, непроизвольно сбившись на шепот. — Если надо чего, мне говорите. Тут на весь дом нас двое всего — Евдокия да я.
— Понял, спасибо, — так же шепнул я в ответ.
Хоть тело купца Павла было захоронено в джунглях на Берегу Змеи, оно словно возникло в доме. Занавески на окнах были задернуты, на столе появился портрет покойного, а возле него простой крест на подставке и четыре свечи вокруг него. Там же был маленький стаканчик с водой и краюха черного грубого хлеба на нем. Появились какие-то люди, в основном тихо ходящие женщины в черном, кто-то плакал. Во дворе тоже собирались люди, взявший все на себя дядя Евген распоряжался. Готовились поминки, и меня немного удивило, что вот так, сразу, хотя как правильно это делать даже у нас, я толком и не знал. Павел погиб уже неделю назад — семь дней пора справлять, если их справляют. Они, наверное, это и собираются делать?
Из разговоров и шушуканья вокруг я понял, что поминки будут не только по Павлу, а по всему экипажу: так полагается по местным правилам, это все за счет хозяина судна или его наследников. Сдвигались столы, расставлялись давки, откуда-то появлялись блюда с едой, которые женщины сноровисто и быстро расставляли по столам.
Вера ушла в свою комнату и не показывалась, с ней почти все время была Евдокия. А ко мне же, неприкаянно болтавшемуся то по дому, то по двору, подошел невысокий человек в уже привычном священническом френче и твердой соломенной шляпе, вежливо поздоровавшийся. Дождавшись ответа, он представился:
— Я — преподобный Савва, настоятель храма острова Большого Ската, ну и представитель духовной власти на острове. Из Новой Фактории телеграмма пришла, что преподобный Симон подтвердил ваш статус законного защитника при девочке. Верно?
— Так и есть, — осторожно ответил я, не понимая пока, к чему преподобный клонит.
— Это хорошо, — сказал он. — Хорошо, что девочка остается не одна. Не хочу ничего дурного сказать про Евгена, брата покойного Павла, он человек честный и всегда следует правилам, но…
— Что? — насторожился я.
— Павел был главным, теперь главным станет он. Поскольку Вера у Павла была одна, второй раз покойный так и не женился, все по жене своей тосковал, он девочку к делу приставил и сделал из нее настоящую помощницу себе. Не знаю, заметили вы или нет.
— Не заметить трудно было, — ответил я совершенно честно. — Девочка способна любое дело вести.
— Даже так? — чуть удивился священник. — Тем более. А Евген, как я сказал, человек правил, он все встроит в семейную и деловую иерархию. И девочка окажется… просто ребенком.
— Да еще и не родным, — добавил я.
— Это вы зря, — тихо укорил меня священник. — И Павла, и Евгена я с детства знал — не думаю, что про младшего брата следует так плохо думать.
Я ничего не ответил, но мысль о том, что дядя с ходу попытался меня застроить, все же в мозгу осталась. Поэтому данную ему священником рекомендацию я мысленно отнес в голове в раздел «Прочие сведения». Дальше видно будет, как и что на самом деле.
— В общем, о чем хотел просить вас, — вернулся к теме разговора преподобный Савва, — девочка теперь совсем одна осталась, старый инвалид Василий и няня — все же не семья. А по возрасту она уже имеет право выбрать, жить ей самостоятельно или переходить в семью дяди до совершенных лет. Но право это доказывать надо.
— Кому доказывать? — уточнил я.
— Если честно, то мне в основном, — ответил преподобный, взглянув мне в глаза. — И если девочка докажет, что сможет уже жить своим умом, то я буду свидетельствовать об ее правомочности. И тогда она будет управлять делом на правах взрослой. Если же не докажет, то… думаю, продолжать не надо.
— Так меня все же о чем просите? — уточнил я.
— Помогите ей, — ответил священник. — Будьте настоящим защитником, если такова была воля покойного Павла.