Ветер с севера
Шрифт:
– Кусаешься, Сигурд? Смотри, как бы тебе самому не умереть от укуса.
И уже через несколько месяцев викинги с суеверным ужасом передавали друг другу весть о гибели Сигурда. Оказывается, брат Регнвальда совершил удачный набег на Шотландию, убил одного из шотландских князей, а его отрубленную голову как трофей возил у седла на ремне. И вот зуб отрубленной головы оцарапал ему ногу у бедра, нога распухла – и от этого Сигурд вскорости умер. Все сбылось по слову Белой Ведьмы! Нет, решительно, несмотря на все почтение викингов к финской валькирии, они не могли побороть своей робости перед ней.
Только Ролло и его брат не опасались чар финки.
Как-то раз, на берегах Рейна, после набега он заметил, как Снэфрид удалилась в одну из отдаленных хижин, неся под мышкой сверток с плачущим младенцем. Он не сразу последовал за ней, занятый дележом добычи. Когда же спустя некоторое время он вошел под кров уединенного строения, то замер, обнаружив при свете пылающего очага Снэфрид, склонившуюся над трупом младенца со вспоротым животом.
– Во имя великого Тора? [54] Что ты делаешь, жена!
Снэфрид отвела упавшие на лицо волосы. Ее руки по локоть и даже само лицо были перепачканы кровью.
– Разве тебе не ведомо, Рольв, что ничто так верно не предвещает будущее, как внутренности и потоки крови человеческой жертвы?
И видя, что викинг по-прежнему потрясенно молчит, недоуменно повела плечом.
– Я знаю, что тебе близки взгляды Альвера Детолюбца, [55] Рольв. Но пойми – это дитя, лишившись родных, все равно бы погибло. А мне была необходима жертва, чтобы заглянуть вперед.
54
Тор – у древних скандинавов громовержец, бог победы.
55
Альвер Детолюбец – викинг IX в. Прозван так за то, что запретил соблюдать распространенный среди викингов обычай – подбрасывать детей побежденных и ловить их на острие копья.
Она хотела еще что-то добавить, но умолкла, заметив выражение холодного бешенства на лице мужа.
– Если я еще раз доведаюсь, что ты губишь младенцев, Снэфрид, я забуду о том, как много места ты занимаешь в моем сердце.
Он вышел, а финка еще какое-то время оставалась сидеть неподвижно с отрешенным выражением на лице. Потом негромким, лишенным интонации голосом произнесла в пустоту:
– Я подчиняюсь твоей воле, муж мой. Но знай и ты – пока ты следуешь избранному мною для тебя пути, твое сердце принадлежит мне, как нож за голенищем моего сапога.
Да, Снэфрид была уверена в любви Ролло. В своих походах он нередко развлекался с красивыми женщинами, среди которых встречались дочери и жены князей. Снэфрид спокойно наблюдала за тем, как приручал или покупал их богатыми дарами ее муж. Казалось, ей неведомо было, что такое ревность. Ни одного упрека не слетало с ее уст, когда, оставив даже самых красивых из них, он возвращался к ней. И их ночи – в палатке ли на корме драккара или на роскошных ложах в захваченных поместьях – были полны страсти и огня, как в первую их встречу, когда она первой обняла того, кого не страшил даже гнев конунга Норвегии.
По прошествии четырех лет Ролло выполнил обет, данный матери, и отвез младшего брата в храм Упсалы. Атли за это время так и не стал викингом, предпочитая оставаться на драккаре, когда все воины шли в поход. Он не выказал себя трусом, когда пару раз на драккары нападали с берега, и храбро держался во время морских битв, но при дележе добычи его глаза никогда не загорались при виде золота.
Когда же Ролло спросил, хотел ли бы Атли, как желала их мать, стать жрецом в Упсале, мальчик ответил, что ему это безразлично, но он любит море. Ролло же больше всего беспокоило, что его младший брат вновь, как и прежде, начал страдать приступами удушья, и порой он даже замечал, как на рукаве Атли, когда он прикрывал рот, появлялись кровавые пятна.
В великом святилище в Упсале Ролло отвел брата к жрицам Фрейи, которые славились умением верно предсказывать будущее. В последнее время, хоть в его отношениях со Снэфрид ничего не изменилось, Ролло стал избегать просить ее предсказать нить его норны.
И вот в Упсале, среди священного дыма жертвенников, под звуки песнопений и заклинаний, главная жрица прорекла, что судьба Атли столь тесно связана с жизнью Ролло, что старшему сыну женщины-скальда куда безопаснее лишиться руки, чем оставить младшего брата.
– Он твой проводник в Мидгарде, он – твое спасение, вы, как колчан и ножны, должны всегда быть вместе, – напевала впавшая в транс дородная жрица, и Ролло не мог разглядеть ее лица под спутанной гривой седеющих черных волос. – Ты разгневаешь своих дисов, [56] герой, если оттолкнешь того, кто изменит твою судьбу, кто поможет тебе освободиться от чар. И когда придет черед младшего отправиться в мир богов и героев, старший обретет свой путь.
Пророчица умолкла, все так же раскачиваясь в отрешенном забытьи. Выждав немного и решив, что их время истекло, братья стали пятиться к выходу. Но едва Атли поднял вышитый полог и вышел, как жрица глухо и тревожно окликнула Ролло.
56
Дисы – духи-хранители.
Викинг замер, и даже некоторые из распевавших заклинания жриц изумленно умолкли. В Упсале считалось событием, когда пророчица называла пришедшего по имени.
Изумленный викинг смотрел, как женщина откинула волосы с лица. Оно конвульсивно подергивалось, глаза закатились, белая пена пузырилась на губах.
– Ты великий конунг, Ролло, – раскачиваясь, пропела пророчица. – Над тобой венец и сами боги склоняются перед тем, кто достигнет такого величия и породит от своего семени род королей и героев, о которых станут помнить во все времена. Но не противься, когда направит тебя судьба, о Ролло, великий конунг, великий конунг, великий конунг!..
Женщина стала заваливаться на спину, ноги ее бились в судорогах. В храме кто-то истошно закричал. Испуганно заметались жрицы. Ролло почувствовал, как его прошиб холодный пот, и не сопротивлялся, когда его стали настойчиво толкать к выходу.
Опомнился он не сразу. Им владела безудержная эйфория.
– Я всегда знал это, – твердил он, словно в горячке. – Я сразу поверил, едва Снэфрид предрекла мне это.
Разум вернулся к нему только тогда, когда его отыскали кормчий Ингольф и Бьерн Серебряный Плащ.