Ветер с востока
Шрифт:
Выручили нас только Т-72, почти неуязвимые для немецкого ПТО, а также вооруженные 100-мм пушкой БМП-3. И те, и другие были способны практически с одного снаряда уничтожить любую немецкую огневую точку. Но такое применение БМП-3 было делом вынужденным – они должны были держаться подальше от вражеских позиций и стрелять издали, ибо вблизи их броня пробивалась даже немецкими «колотушками» Были, знаете ли, прецеденты. О немецких полугусеничниках в этом смысле и вовсе нельзя было сказать доброго слова. Бронирования на них считай что и не было, а поддержать атакующую пехоту они могли максимум огнем установленного на вертлюге единого немецкого пулемета.
В
По бронетехнике, за исключением немецких полугусеничников, безвозвратных потерь, по счастью, у нас не было. Все остальные повреждения на местной бронетехнике устранялись ремонтными бригадами, присланными в Ульяновку с Кировского завода. Правда, случилось это только после того, как бывшего товарища Зальцмана увезли в направлении Полярной звезды добрые люди из НКВД и на заводе появился новый директор.
Как мне стало известно, сейчас такие же бригады рабочих с Кировского завода под Кингисеппом в срочном порядке помогают восстановить боеспособность понесшей тяжелые потери 1-й гвардейской танковой бригады генерал-майора Катукова. Потери танкистов Катукова были куда значительнее, чем у нас, – сказалось отсутствие в составе бригады мотострелковых подразделений, самоходных крупнокалиберных минометов и гаубичной артиллерии. Это еще один аргумент в пользу использования в глубоких операциях механизированных, а не чисто танковых ударных соединений.
Насколько я помню, в нашем прошлом в течение весны-лета 1942 года советское командование снова начало формирование крупных механизированных соединений взамен разгромленных в приграничных сражениях мехкорпусов. Увы, недостаток опыта у командиров, несбалансированный состав бронетанковых частей, не устраненные дефекты техники, а самое главное – авантюризм наступательных операций не позволили тогда добиться коренного перелома в ходе боевых действий на советско-германском фронте. Дела тогда, конечно, шли лучше, чем летом 1941 года, но… В результате летних поражений под Харьковом, в Крыму и у Ростова, в степях между Доном и Волгой разразилась катастрофа, которая еще раз поставила Советский Союз на грань выживания.
На этот раз все должно быть совершенно не так. Никаких сбитых набекрень шапок, а иначе все, что мы тут уже сделали, окажется напрасным. Надеюсь, что нам удалось внушить Сталину чувство осторожности по отношению к товарищам, которые одним махом семерых побивахом. По крайней мере, Верховный достаточно долго колебался перед тем, как дать свое разрешение на эту, последнюю в зимней кампании, наступательную операцию.
Пустота, образовавшаяся в Прибалтике в результате окружения и разгрома 18-й армии вермахта, была по своей природе сродни тому положению, которое сложилось под Москвой осенью 1941 года, когда войска Западного фронта попали в котел под Вязьмой. Только вот ни на резервные войска из Сибири, ни на дивизии народного ополчения немцы, по известным причинам, рассчитывать не могли. По нашим данным, имеющиеся в распоряжении командования вермахта полицейские формирования эстонских и латышских националистов малочисленны, плохо вооружены
Но если дать немцам время, фюрер еще раз поскребет по сусекам, и через три-четыре недели мы получим против себя полноценный фронт, который снова придется прорывать с большим трудом и огромными потерями. А посему…
Я отвлекся от мыслей и еще раз посмотрел на сидящих передо мной людей. Моих людей. С ними мы прошли Крым, степи Донбасса, от Старой Руссы дошли сначала до Пскова, а потом вместе приняли участие в разрыве блокадного кольца, душившего Ленинград. Рядом сидят командиры, родившиеся и в самом начале XX века, и те, что увидели свет во второй его половине. Деды и внуки – поколение победителей фашизма и их прямые наследники.
Сдержанно-невозмутимый, непробиваемо спокойный, как Чингачгук, «недреманое государево око» в нашей беспокойной компании, старший майор госбезопасности Иса Санаев.
Импульсивный, храбрый, любящий выпить и побалагурить «дорогой Леонид Ильич» бригадный комиссар Леонид Брежнев.
Мое второе я, моя тень, мой начальник штаба, точный, как компьютер, гвардии полковник Николай Викторович Ильин.
Ужас всех механиков-водителей и гроза рембата, наш технический бог и неугомонный повелитель всего, что ездит на колесах или гусеницах, военинженер 2-го ранга (гвардии майор) Марат Искангалиев.
Чем-то похожий на старшего майора Санаева, такой же гордый, невозмутимый, как вождь апачей, мой ученик и начальник разведки нашей бригады гвардии капитан Николай Бесоев, по прозвищу Охотник за головами. Чести быть объявленным личным врагом Гитлера он пока не удостоился, но это только потому, что фюрер пока что плохо информирован.
Начальник артиллерии бригады и командир сводного самоходного артдивизиона, бог войны, гвардии полковник Иса Искалиев. Командир танкового батальона, такой же основательно непробиваемый, как и его Т-72, гвардии подполковник Николай Деревянко, тот еще хохол, себе на уме.
Командир первого мотострелкового батальона, коренастый, по-немецки пунктуальный и запасливый, гвардии майор Василий Франк. Пробовали тут некоторые комиссары выступать, что, мол, немец – и майор… Ну, и что, что немец? Послал я этих «некоторых» в пешее эротическое путешествие… к товарищу Санаеву. Недобитые троцкисты – это как раз по его части.
Второй мотострелковый батальон во главе с неугомонным гвардии майором Сергеем Рагуленко, по прозвищу Слон, находится сейчас в Луге и присоединится к нам по пути во Псков. Погеройствовали ребята из второго батальона преизрядно, и потерь у них не так много, как в других подразделениях.
Тут же и командир третьего мотострелкового батальона гвардии майор Борисов, а также «врун, болтун и хохотун» командир четвертого батальона гвардии капитан Борис Хон. Ах да, вот прибыл и последний персонаж. Рядом со старшим майором Санаевым командир комендантского батальона НКВД, капитан госбезопасности Алексей Петров. Если в рейде по вражеским тылам на марше разведчики гвардии капитана Бесоева всегда идут в авангарде, то арьергард – это всегда батальон НКВД, он же охрана штаба и последний резерв. После моих первых слов, как говорят моряки-подводники, тишина в отсеках – если бы не зима, то было бы слышно, как бьются о стекло случайные мухи.