Ветер в Камне
Шрифт:
Сулерна приняла лопатку из рук старейшины и передала её Ларларне. Та начала окуривать недвижимую Хараску с ног до головы и обратно, беззвучно бормоча слова, которые никогда не произносили вслух в присутствии непосвящённых.
Внезапно Хараска закричала. Крик был полон ужаса, словно надвигалась какая-та неотвратимая беда. Целительница сунула лопатку с пеплом Фате и принялась гладить сновидицу по искажённому лицу. Из открытой двери потянуло ветром, и сведённые страхом черты старухи постепенно разгладились. Однако глаза Хараски всё ещё были открыты и видели то, что лишало её покоя и переполняло отчаянием.
Ларларна
— Да подует Ветер, — сказала она. У дверей столпились прочие сородичи — пара женщин сделали по шагу вперёд, никто из мужчин не переступил порога. Ветер выбрал себе голос, осталось лишь слушать.
— Тьма сгущается. — Голос у Хараски был невыразительный, как будто она повторяла это послание в сотый раз. — Стирмир превратится в обитель зла, и мы… — тут её голос дрогнул, — станем служить такому, каких земля не рождала уже сто сотен лет. В башне будет жить он, и могущество его… — Хараска не удержалась от крика, — могущество его будет в нас, от старухи до новорождённого младенца! Нарушится Договор! — Хараска ухватилась за рукав Ларларны. — Мы не приносили клятву, и мы будем первыми жертвами! Он идёт по забытой дороге, не торговец, нет… повелитель демонов!
— Хараска выдохнула и обмякла. Когда Ларларна отвела ладони, глаза сновидицы были закрыты, но дышала она так прерывисто, что сотрясалось все её тело.
Целительница взяла чашку странной формы — с носиком — и кивнула Сулерне. Девушка приподняла голову бабушки и начала поглаживать её шею, чтобы та глотала, а Ларларна осторожно вылила содержимое чашки сновидице в рот и задёрнула полог, так что Хараску стало почти не видно.
— Я думаю, что послание из Валариана, — сообщила Ларларна.
Никто ей не ответил.
— Какое им до нас дело? — спросил вдруг один из данцев, стоявший за дверьми с садовыми ножницами в руках.
— Слуги Света не могут не предупредить! — резко отвечала Ларларна. — Видимо, прошло слишком много веков, и теперь возвращается то, о чём все давно позабыли. Герж, кто сегодня пасёт стадо на восточных лугах?
— Там Юржик. — Герж повертел в руках ножницы и не выдержал: — Госпожа, какая разница, кто где, в такой день! Разве мы не можем призвать…
Тяжёлая рука легла на его плечо.
— Мальчик, кто учил тебя тому, что должен знать каждый стирмирец? Призвать Ветер не в нашей власти. Хотя он и помог передать это послание.
— Мы не имеем с лесом никаких дел, и валарианцы нам не указ! — не унимался Герж. — Где наше оружие? — Его взгляд перескакивал с одного лица на другое. — Мы что, будем столбом стоять, вместо того чтобы защищать себя и то, что испокон веков было нашим?
Госпожа Ларларна отошла от спящей Хараски. — Этот день предсказывали не единожды, в том числе и наши предки. Иди, Герж, собирай на войну все даны. Что же ты встал? Хотя… Наш род учит детей тому, о чём давно позабыли другие. Однако даже в дни последней битвы наше дарование было ничтожно слабым. Смерть — лучшее из того, что нас теперь ждёт, и никто не зажжёт огонь в наступающей ночи. Валарианцы, наверное, считают, что с них довольно и предупредить. Они свято блюдут традиции, потому не нарушат Договор. И не жди, что лес за нас заступится! Мы обречены!
Герж опустил ножницы, которыми яростно ковырял безупречно гладкую спинку стула. Он был весь красный, а рот его сжался в такую тонкую ниточку, что казалось, ни одному слову больше никогда не вырваться оттуда.
Целительница обернулась к старейшине дана. Когда она заговорила, голос её был преисполнен печалью того, кто вот-вот взвалит на себя непосильную ношу.
— Старейшина, хоть от этого немного пользы, надо позвать Юржика. Нехорошо, если безвинный мальчик станет первым блюдом на пиршестве врага.
Утро было ясным, сейчас же с гор на востоке медленно ползла паутина тумана. Это ущелье не принадлежало лесу, жители долины туда не заглядывали, только пару раз в год из него приходил караван торговцев. В прошлый раз, правда, погонщики говорили, что ходить там становится опасно и тропу в любой момент может перекрыть обвалом.
Было довольно тепло, и Юржик скинул куртку. Он неподвижно сидел на камне, пробуя фокус, который мог и не получиться.
Тростниковая палочка, срезанная поутру, когда роса ещё укрывала луга и долины, подрагивала. Внутри трудился червяк, выедая сладкую мякоть и оставляя позади пустую гладкую трубочку. Юржик долго старался призвать этого прожорливого трудягу и теперь едва сидел на месте от радости, что скоро будет готова дудочка и главное, что фокус удался!
Значит, правду рассказывают сказки! Если отрешиться от собственных мыслей и посвятить себя Ветру, то можно совершенно по-новому соединиться с миром!
Округлая бурая голова червя показалась с противоположной стороны будущей дудочки — Юржику хотелось кричать от радости, но он замер и позволил Ветру передать червю его благодарность.
Все переменилось за доли секунды. Взвыл жилистый пёс, стороживший скот у старой дороги, его вой подхватили два подросших щенка.
Юноша вскочил, бросив куртку и узел с обедом, и побежал к отаре. Стадо волновалось, пронзительное блеяние ягнят и топот овец заставили пастуха прибавить шаг, ибо не предвещали ничего хорошего.
Воздух прорезал вопль — кричало не живое существо, казалось, сам Ветер исторг крик боли и ужаса. И вдруг там, откуда полз туман, что-то вспыхнуло ярче солнца. То было не солнце, не луна, этому сиянию в мире Юржика не придумали названия.
Секунда прошла в мёртвой тишине. Юный пастух, уже не глядя на стадо, задрожал и сжался. Ветер, то густое и нежное существо, обволакивавшее его все утро, — исчез.
Снова зашумело — на этот раз звук был такой, будто разверзлась земля. Неужели в ущелье действительно случился обвал и теперь долина отрезана от мира?
В небо взмыли птицы, чернокрылые, с розовыми голыми головами, — подобных уродин не видали ещё ни лес, ни долина. В воздухе повисло напряжение, как будто и земля, и деревья чего-то ждали.
Обрывки магии — прощальный подарок Ветра — вихрем закружились над отарой. Все — живое и неживое — ощущало зов, которому не могло противостоять. Юржик пошатнулся. Собаки! Клыкач, вожак, на негнущихся лапах брёл к дороге, бросив овец; щенки почти что ползли на брюхе, раздавленные страхом.
Что-то зашевелилось под старыми кривыми деревьями, обрамлявшими выход из ущелья, и на повороте дороги показался караван. С первого взгляда было ясно, что таких торговцев Стирмир ещё не видел.